Непристойное предложение - [64]

Петра пришла в себя быстрее.

— О! — воскликнула она. — Но это не повод для увольнения.

— Мне все равно, — сказала я. — Я выгоняю тебя, потому что ты неприветлива с нашими клиентами и совершенно не подходишь к нашей обстановке. Можешь доработать до конца недели, а за это время подыскать себе новое место работы. Сегодня после обеда получишь письменное уведомление.

— Полегче, — вставила Петра. — Здесь еще и господин Гертнер имеет право что-то решать. — То, что подчиненная спит с шефом, — еще не основание для ее увольнения, не важно, насколько ты ревнива.

— Я догадываюсь, что у тебя большой опыт в этом вопросе, — сказала я. — Однако ты тем не менее уволена.

— Может быть, вы оставите нас одних? — Штефан все еще выглядел шокированным.

Петра, надувшись, вышла.

— Закрой дверь с той стороны, — жестко проговорила я.

— Тебе не кажется, что это довольно жестоко? — спросил Штефан.

Я резко повернулась к нему.

— Что, прости?

— Ты не можешь ее вот так выбросить на улицу, — вставил Штефан.

Господин Кабульке! Грабли! От гнева я в секунду стала пунцовой и не могла сказать ни слова.

— Эвелин не должна была тебе об этом сообщать, — произнес Штефан. — Я знал, что ты не сможешь воспринять все нормально.

— Эвелин ничего мне не говорила, — внесла я ясность. — У меня у самой есть глаза.

Штефан вздохнул.

— Я не хотел, чтобы ты это заметила. И ни в коем случае не хотел причинить тебе боль.

— Как осмотрительно с твоей стороны! — воскликнула я.

Я была искренне возмущена таким цинизмом. Я думала, что Штефан упадет на колени и станет извиняться всеми способами, чтобы замолить свои грехи. Это было самым минимальным из того, что он мог бы сделать.

Но парень решил переложить вину на меня.

— Ах, Олли! Это не должно тебя удивлять. У нас все это довольно давно. Чтобы быть совсем точным, с того времени, как ты лелеешь эту сумасбродную идею с питомником.

— Что? Это была наша общая идея, Штефан. Это же мечта нашей жизни.

— Это была совершенно точно мечта твоей жизни, — холодно сказал Штефан. — Меня никогда не влекло заниматься растениями.

— Но ты говорил, что это золотая жила, если правильно поставить дело.

— Да, но я заблуждался, — сказал Штефан. — Это была, как уже говорилось, просто сумасбродная идея.

Я все больше жалела, что в руках у меня нет грабель господина Кабульке. Так хотелось ткнуть ими Штефана в живот. Что он мелет?

— Что будем делать с Петрой? — спросила я.

Штефан снова вздохнул.

— На протяжении нескольких месяцев я пытаюсь объяснить тебе, что этот питомник в конце концов разрушит наш брак. У меня были все шансы стать экспертом экстра-класса в области маркетинговых исследований, пока мы не купили это совершенно убыточное хозяйство. Но ты же слепа, как крот, и игнорируешь все мои аргументы, и тебе наплевать, что я годами закапывал здесь свои способности в прямом и переносном смысле слова. Бог мой, на что я все это время тратил свои силы! Тебе не кажется, что у меня тоже может быть желание ездить на приличной машине, отдыхать во время отпуска, как люди, и носить те шмотки, в которых мне не будет стыдно выходить на улицу?

Моя первая, горячая ненависть постепенно прошла. Грабли больше были не нужны. Злоба, пришедшая теперь, была куда более холодной.

— Я все еще не понимаю, что мы будем делать с этим хорьком, — спокойно проговорила я.

— Весной строительный супермаркет открывает отдел садоводства, — сказал Штефан. — Теперь это очевидный факт! Поверь мне, как только это произойдет, сюда не придет больше ни один покупатель.

— Конечно, — согласилась я. — Кто потащится сюда ради старых роз, ради элитных кустарников, ради моих советов, которые можно получить совершенно бесплатно…

— Ах, Олли, прекрати наконец предаваться глупым мечтам.

— Я не мечтаю! — вскипела я. — Мы с Оливером начинаем делать садовое шоу на телевидении, и благодаря этому наш питомник скоро станет знаменит. А супермаркет может продавать бегонии и дурацкие рождественские звезды. Он нам не конкурент! Ты здесь единственный, кто не хочет следовать логическим аргументам, ты, а не я! Никому не удалось убедить тебя к ним прислушаться. Кроме того, ты до сих пор не объяснил мне, что мы будем делать с твоей похабной аферой.

Штефан глубоко вздохнул.

— Боже, Олли, я и сам не знаю. Я — мужчина. Такое запросто может случиться. — И после паузы, в течение которой я пристально смотрела на него, добавил: — Мне очень жаль.

— Ты любишь ее? — спросила я.

— Боже мой, нет! — сказал Штефан. — Она вообще не в моем вкусе. Ты же видела, какие у нее кривые ноги?

Некоторое время я смотрела на него, сбитая с толку.

— Но почему же ты тогда?..

— Понятия не имею, — сказал Штефан. — Во мне, знаешь ли, похоже, взыграло самолюбие. Все мои друзья сделали карьеру, только у меня под ногами болтается этот питомник.

— И я, — тихо добавила я.

— Ах, Олли, — сказал Штефан и слабо улыбнулся. — Я же люблю тебя.

— Что?

— Конечно, я люблю тебя, — повторил Штефан. — Иначе и быть не может. То, что произошло с Петрой… это какое-то помутнение рассудка. — Он откинулся на спинку своего рабочего кресла и чистосердечно посмотрел мне в глаза. — Помутнение рассудка, за которое я прошу меня простить. Ничего подобного никогда больше не повторится. — И совершенно безо всякого перехода улыбнулся своей улыбкой а-ля Брэд Питт: — Если мы продадим наш питомник, то в любом случае никогда ее больше не увидим.