Неприрученный вампир - [57]

Ему было насрать, что думает или хочет его стая. Главное — связь с парой. И он убьет любого, кто попытается забрать ее у него.

Гуннар прервал их поцелуй и повернул Шелль в руках так, что ее спина прижалась к его груди. Ее руки упали по бокам, когда его же нырнули под рубашку и осмелились поднять ее. Боги, ее кожа была атласной на кончиках его пальцев и достаточно прохладной, чтобы подарить ему холод. Он не помнил, чтобы ее кожа была такой холодной, когда они были вместе в последний раз. Гуннар потянулся к ее рубашке и снял ее, прежде чем коснуться губами ее голого плеча и пройти вдоль шеи.

— Почему твоя кожа такая холодная? — спросил он у ее горла.

Шелль вздрогнула.

— Я не ела, — сказала она, переводя дыхание. — С того дня, как мы познакомились.

Его ответное рычание было скорее животным, чем человеческим. Ревность прожгла путь из его кишок и горла. Он позволил своим зубам коснуться места, где ее шея переходила в плечо.

— Кто тебя кормил?

Шелль издала низкий стон.

— Кто? — спросил Гуннар.

Она вздохнула.

— Лукас.

Рука Гуннара блуждала по шелковой ткани ее бюстгальтера, который едва скрывал ее грудь. Его пальцы задели ключицу, и он осторожно сжал ее горло, чтобы удержать неподвижно. Его рот остановился у ее уха, и он наделил свой голос силой Альфы.

— Ты никогда не будешь питаться от другого мужчины, кроме меня. Ты понимаешь это?

Шелль покорно кивнула.

Гуннар ущипнул ее за мочку уха.

— Произнеси это.

Она вздрогнула против него.

— Я понимаю.

Гуннар никогда не видел вампира, берущего чужую вену для пропитания, но это не остановило его воображение от бегства. Он представил себе пышный рот Шелль у горла Лукаса. Ее острые клыки пронзали кожу. В его сознании она издавала тихий стон, когда Лукас прижимал ее голову к себе. Рокот в груди Гуннара превратился в рык, дикий и злобный.

— Я сломаю позвоночник любому мужчине, который захочет предложить тебе хотя бы уколотый палец.

Он должен был противиться перспективе кормиться от него. Вместо этого в нем пробудилось что-то первобытное, приблизив его волка к поверхности психики. Волк одобрил предложение своей жилы своей половинке. Свободно предлагать то, что ей нужно для процветания. Они хотели Шелль. Заботиться. Оберегать. Опекать. Любить.

Шелль была обеспокоена тем, что Гуннар не знал ее? Его волк знал ее душу. Признал ее достойной. Их второй половинкой. Прямо сейчас, это все, что Гуннару нужно было знать.

Он снова развернул Шелль, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Он снова обжигающе поцеловал ее, что будто пронзило его током. Пьянящий вкус, пьянящий запах, язык Гуннара ощущал все это. Отчаяние подпитывало его действия, когда он сорвал ее бюстгальтер и потянулся между ними, чтобы расстегнуть узкие джинсы, которые скрывали стройные ноги, которые он хотел обернуть вокруг своей талии.

Его собственная рубашка и джинсы оказались на полу, когда Гуннар обнажился. Он хотел почувствовать ее обнаженную плоть на своей. Дрожь прошла по всему его телу от ее холода. Это был холод могилы, и это заставило его волка выть от отчаяния в глубине разума.

— Укуси меня.

Гуннар проталкивал слова сквозь стиснутые зубы. Шелль застыла. Даже ее дыхание не выходило там, где ее рот парил у его плеча. Ее голос был тихим, испуганным, когда она сказала:

— Нет.

Его волк издал скорбный вой. Гуннар почувствовал удар отторжения своей пары в центре груди. Он схватил Шелль за плечи и поставил ее на расстоянии вытянутой руки. Она нахмурилась, и подбородок задрожал. В ее глазах блестели непролитые слезы, закрученные жидким серебром. Ее страх был его собственным, и Гуннар проглотил комок, который поднялся в горле.

— Почему? — он ничего не мог поделать с резкостью тона. — Я заслуживаю того, чтобы знать. Черт возьми, Шелль, почему ты отказываешь мне в возможности дать тебе то, что тебе нужно?

— Потому что мне страшно! — Шелль попыталась оторваться, но Гуннар быстро схватил ее. — И тебе тоже! Ты еще не догадался? Я понятия не имею, кто я, Гуннар, и это пугает меня до усрачки. Я не могу позволить тебе подобраться ближе, чем ты уже есть. Я не… — она запнулась, — я не хочу причинять тебе боль.

— Боги, Шелль. — Гуннар грустно покачал головой. Он не знал секретов, которые она хранила, но одно было точно: ее собственное существование пугало ее. — Ты никогда не причинишь мне вреда.

Единственная слезинка скатилась по ее щеке.

— Ты видел, что я могу сделать. Я не такая, как остальные. Откуда ты знаешь, что я не могу причинить тебе боль? Я точно не уверена.

Гуннар прижал ее к себе и наклонился, прижавшись лбом к ее лбу. Он закрыл глаза, и волк удовлетворенно замурлыкал.

— Вот откуда я знаю, — тихо прошептал Гуннар. Он приложил ладонь к своей груди, а затем к ее, к ее сердцу. — Мы связаны, дорогая. Навсегда. Ты. Моя.

Шелль вздрогнула, но не отступила.

На их пути стояло множество препятствий. Ее секреты, его стая, ее ковен, само их существование, и проклятый Александрийский ключ, который она так страстно желала. Но, несмотря на все это, Гуннар ни разу не усомнился в их связи. Это была единственная проклятая вещь в его жизни, в которой он был уверен прямо сейчас.