Непримиримые влюбленные - [40]

– Дом. – Она попыталась освободиться, голос осип от слез. Он не отпускал ее.

– Дай мне сказать все, – попросил Доминик. – Я очень хотел тебя, Мэдлин, желание терзало меня. А все вокруг не уставали напоминать мне, что ты очень молода, советовали беречь тебя, напоминали о твоей невинности, предостерегали от того, чтобы я не сломал твой удивительный характер. Но были и другие, – продолжал Доминик. – Эти сомневались, разумно ли жениться на такой молодой и своевольной девушке. Сомневались, отдаешь ли ты себе отчет, какие именно чувства ты питаешь ко мне. Они заставляли меня задавать эти вопросы себе. Я хотел понять, честно ли я поступаю, предлагая тебе пожениться. Ты ведь только начинала жить и сама не знала, чего хочешь от жизни – или от меня.

– Я знала, – шепнула Мэдлин.

Она скорее почувствовала, чем увидела, что он улыбнулся.

– Я мог бы оказаться для тебя всего лишь новым волнующим приключением, Мэдлин. Вспомни, ты ведь всегда стремилась испробовать что-то новенькое. И я стал бояться: если я научу тебя любви, если я позволю тебе все узнать, вдруг тебе опять захочется нового, всегда же найдется кто-то, кто сумеет удовлетворить твое ненасытное любопытство. Вот что я хочу сказать тебе, Мэдлин. Я не рискнул заниматься с тобой любовью до свадьбы, потому что боялся после этого потерять тебя.

– Ты не верил, что я люблю тебя.

– Нет, – признался Доминик.

– И потерял меня.

– Да. – Он вздохнул, повернул ее лицом к себе и долго смотрел на нее темными печальными глазами. – Теперь мы поменялись ролями. Теперь я предлагаю себя, а ты вправе отказать мне. Если я поцелую тебя, возьму на руки и отнесу в постель, чтобы заняться любовью, ты примешь меня, Мэдлин?

Доминик ждал ответа. Нервы Мэдлин были так напряжены, что она не могла вымолвить ни слова. Она понимала, что он говорил искренне, и тем не менее колебалась. Прежняя Мэдлин бросилась бы ему на шею, с поцелуями и дикими восторженными криками. Но теперь она научилась быть осторожной и не совершать опрометчивых поступков.

– Ты хочешь меня, я знаю, – снова заговорил Доминик, видя, что она молчит. – Мы стали старше на четыре года. Эти годы научили меня не только переносить страдания, одиночество и презрение к себе. Я понял, что настоящая любовь вечна. Я люблю тебя, Мэдлин, – торжественно заверил он. – Всегда любил и всегда буду любить. Ты позволишь мне показать, как сильно я люблю тебя?

Его голос прервался. Мэдлин, трепеща, упала в его объятия.

– О, Дом! – Она задыхалась. – Мне так не хватало тебя!

– Слава Богу. – Он крепко прижал ее к себе.

Их губы встретились. Теперь все слова стали лишними, не нужно было сдерживаться, желание увлекло их к постели. Поцелуи поддерживали возбуждение, пока они срывали с себя одежду.

Доминик положил ее на постель и лег рядом. Обнаженные тела дрожали от возбуждения, волны любви захлестывали их. Доминик помедлил, взял ее лицо в руки и потребовал, чтобы она смотрела ему в глаза.

– Боль и наслаждение, Мэдлин, – сказал он сдавленным голосом. Глаза потемнели от страсти, ноздри дрожали, он едва мог сдерживать себя. – Так и должно быть…

– Ты же знаешь, я не?..

– Ты не могла. И я не мог. Мы принадлежим друг другу. – Доминик прижался губами к ее губам. Медленные толчки его бедер приближали полное слияние тел.

Мэдлин вскрикнула от боли, и он закрыл ей рот поцелуем, удерживая ее, пока не почувствовал, что напряжение начинает спадать. Его движения стали мощными, сдержанность исчезла, сила разделенной страсти повела их к окончательной победе. Все земное отлетело прочь, остались только обнаженные нервы и распахнувшаяся душа мужчины, впитывающая в себя душу женщины. И женщина с радостью уступила силе своего мужчины.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мэдлин стояла у окна и смотрела, как с затянутого неба льет и льет дождь. Потоки воды стекали по стеклу, закрывая видимость.

Дом наблюдал за ней, лениво развалившись в постели. Простыня едва прикрывала бедра. Он только что проснулся и любовался прекрасным видением: на Мэдлин была только его старая рубашка, длинные ноги обнажены, волосы, роскошная шелковистая копна волос, в которую он так любил зарываться лицом, струились по спине.

– Что там интересного? – спросил Доминик.

– Дождь, дождь и опять дождь. – Мэдлин вздохнула, не отрывая взгляда от окна. – Надеюсь, до Нининой свадьбы погода улучшится.

– Конечно, улучшится. – Доминик говорил с оптимизмом типичного англичанина. – Иди ко мне, Мэдлин. Я по тебе соскучился.

Помедлив самую чуточку, она подошла и прильнула к нему, уткнувшись головой ему в шею. Доминик обнял ее.

– Я люблю тебя, – сказал он с нежностью.

– Знаю. – Она поцеловала его в шею. Но что-то беспокоило ее, настроение явно было ниже нормы.

– Эй! – Дом поднял голову с подушки и, нахмурясь, посмотрел на нее. Ее унылый вид ему не понравился. – Что случилось? Что-то не так, Мэдлин?

– Я хочу… я хочу… О, Дом! – Она тяжело вздохнула и обняла его за шею. – Я не хочу снова уходить от тебя! Не хочу уходить из этого дома, из этой комнаты. Не хочу, чтобы все вокруг снова судачили о нас!

– Не будут, – заверил Доминик, прижимая ее к себе. – Мы не позволим им даже приблизиться к нам, если ты не захочешь!