Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес - [190]

– Обожаю деревенских дурачков!

– Неужели ты хочешь сказать, – уставился на нее Простак, – что не раздумала выходить за меня замуж?

– Бери лицензию, и посмотришь, как у меня пятки засверкают, когда я помчусь в церковь.

На дно пропасти, куда свалился Простак, пробился лучик солнечного света. Он не улыбнулся, это было бы невозможно, но глубокая скорбь заметно просветлела. Он поцеловал Динти даже с некоторым оживлением.

Потом тревога вернулась, и он с тяжелым вздохом отпустил невесту.

– Ты сама не понимаешь, во что ввязываешься. Прекрасным я буду кормильцем в нынешнем своем положении. Сомневаюсь, что и на кусок хлеба заработаю, не говоря уж о том, чтобы обеспечить для тебя тот стиль жизни, к которому ты привыкла.

– Однокомнатный номер в «Астории».

– Моих ресурсов даже и на это не хватит.

– Ты можешь найти работу.

– Сильно сомневаюсь. Нас, Фиппсов, нелегко куда-то пристроить.

– У тебя же была раньше работа.

– Правильно. Я занимал должность портье под началом Дж. Г. Андерсона. Но пост этот я получил не благодаря своим заслугам, а благодаря связям. Мой дядя Теодор разводит сиамских кошек, и, по случайности оказавшись в Нью-Йорке, он ежегодно ездил туда к моему покойному дедушке, узнал, что владельцы собираются на встречу в Бессемере, штат Огайо. Дядя решил поучаствовать и, остановившись в отеле Дж. Г. Андерсона, познакомился с ним, подружился, а там, воспользовавшись выгодой быстро расцветшей дружбы, пристроил меня в качестве, как я уже заметил, портье. Но при трезвом свете дня Дж. Г. Андерсон дал мне, как выражается Поттер, пинка под зад.

– Обратно он тебя не возьмет?

Простак рассмеялся слабым обморочным смехом. Он и подумать не мог, что будет когда-то в состоянии засмеяться снова, пусть даже слабо, но этот наивный вопрос невольно рассмешил его.

– Если я правильно прочитал выражение его глаз при нашем расставании, нет, не возьмет ни за что. Но, черт возьми, мы не должны тратить попусту время, рассуждая о работе. Нам надо решить, что ответить Дж. Бромли. Он вот-вот прискачет, горя нетерпением узнать, какой тут у нас счет. Нужно ему что-то сказать.

– Предположим, – размышляла Динти, – мы согласимся на их требования.

– Тогда остаток получится неделимым.

– И то правда.

– По половине из тридцати трех и одной трети процента мне и Оскару… – Простак лихорадочно расхаживал по офису. Совесть буквально грызла его. – Я себя препаршиво чувствую из-за того, что втравил Оскара в это дело. Жил он себе и жил, бедный сломанный цветочек, вполне счастливо. Имел постоянную работу и сбережения в старом носке, а тут я вламываюсь в его жизнь… Свят, свят, свят! – воскликнул Простак на стук в дверь. – Не может быть, что это уже Дж. Бромли.

– Войдите, – крикнула Динти. – Конечно, нет. Он придет не раньше чем минут через двадцать. Возможно, это… А, привет, мистер Поттер!

– Привет, – поздоровался и Простак.

Хотя вечеринка, данная в его честь накануне вечером друзьями и поклонниками, закончилась в шесть утра, выглядел Мэрвин на редкость жизнерадостно, так и бурлил природной энергией.

Он принадлежал к тем счастливчикам, которые словно бы только расцветают от недостатка сна. Критике поддавался только его наряд: хотя давно наступил день – время шло к обеду – он все еще щеголял в белом галстуке и во фраке, более подходящих для вечерних часов. Эксцентричность подчеркивалась надписью, которую чья-то любящая рука нанесла губной помадой на его манишку: «Хелло, малыш!»

Но актер не придавал значения всяким мелочам. Если бы вы попеняли ему, то Мэрвин возразил бы, что главное в человеке – душа. «Лишь бы душа у вас цвела и благоухала, – сказал бы он вам, – а уж внешняя оболочка пусть сама о себе позаботится».

Мэрвин ослепительно улыбнулся старому другу, равно как и его юной подружке, и осведомился, читали ли они газеты.

– Настоящий триумф! – воскликнул Мэрвин. – Столько похвал со всех сторон. Спектакль продержится не меньше года. Но я пришел не только за тем, чтобы сообщить вам об этом, хотя все это очень здорово. Я явился, Фиппс, старый дружище, в роли посла. Если ты не возражаешь, я присяду. Кому-нибудь еще, кроме великого белого вождя, позволяется садиться в это кресло? Сгони меня, если я нарушаю этикет.

Устроившись в крутящемся кресле, Мэрвин закинул ноги на стол.

– Да, – возобновил он свою речь, – я полномочный представитель. Один из тех ребят, которые ведут неофициальные предварительные переговоры. Меня попросили побеседовать с тобой по вопросу чрезвычайной важности. Сегодня утром я прикорнул на полу своей спальни, и спал сном младенца. Но тут мне позвонили снизу и сообщили, что ко мне пришли. Какой-то, видишь ли, гость. «Придушите его голыми руками, – распорядился я. Но они не решились. – Ладно, тогда пришлите этого изверга наверх», – сказал я. Они прислали. И кто, как думаешь, это оказался? Представь, наш старый приятель Дж. Г. Андерсон. После обычного обмена любезностями он попросил меня, чтобы я уговорил тебя купить его отель. Как я понимаю, в вашу предыдущую встречу у тебя не хватило денег на взнос, но теперь, когда ты еженедельно огребаешь миллионы, он решил, что переговоры можно продолжить. Отдаст тебе отель за семьдесят пять тысяч.