Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес - [12]

Нет большей неловкости для человека застенчивого и впечатлительного, чем званый обед, когда чутье нашептывает ему, что гость он на нем нежеланный. В данном случае это нашептывало не только чутье, но и взгляды миссис Уоддингтон, которые она периодически метала, превращая Джорджа в бесформенную пульпу, подгадывая как раз те моменты, когда ему казалось, что, если б с ним обходились мягче и ласковей, он в конце концов воспрянул бы духом.

Взгляды эти, будто вода из термоса, то становились обжигающе горячими, то пронзали ледяным холодом. Джордж наткнулся на один из них за супом, и ему показалось, это его обдал самум в африканской пустыне. Потом взгляд просверлил его, когда он пытался проглотить кусочек рыбы, и ему почудилось, будто он на полюсе, где неожиданно завихрилась снежная буря. Но, обдавал ли взгляд холодом или жаром, в нем неизменно присутствовало болезненное отвращение. И оно, чувствовал Джордж, не исчезнет, как бы он ни старался. Такой взгляд, пожалуй, поразил бы и Сисара, заметь он его случайно, еще до того, как Иаиль, жена Хевера, начала примериваться гвоздем к его голове. Да, друга Джордж приобрел, но одного, не двух.

Словом, нам нечего сообщить о лепте, внесенной Джорджем в пиршество остроумия на этом званом обеде. Он не порадовал гостей эпиграммой, не развлек и забавным анекдотцем. Единственное слово он обронил одному из лакеев, и было оно «…херес, пожалуйста», хотя на самом деле Джордж всегда предпочитал рейнвейн.

Но даже и в ситуации более благоприятной сомнительно, чтобы Джордж стал душой общества. При подборе гостей миссис Уоддингтон ограничилась богачами, а беседа богачей хотя по-своему и занимательна, но все-таки несколько специфична для человека не их круга.

За супом гость, походивший на карикатуру капиталиста в социалистической газете, заметил, как он рад, что «Вестинхаус коммон» опять пошли на повышение. Второй, который вполне мог бы сойти за его брата-близнеца, согласился: да, акции очень недурно подскочили перед закрытием биржи; падение же «Уобэш Преф. А» до 73 и 7/8 достойно сожаления. Однако весьма неплохо выглядят «Ройял датч ойл ординарис» на отметке 54 и 3/4.

За рыбой Говядина взялся рассказывать остроумную, хотя несколько растянутую историю о боливийских концессиях, суть которой сводилась к тому, что один боливийский синдикат, выкупив у боливийского правительства землю и перспективные концессии, теперь станет именоваться «Боливийская концессия лтд.», а капитал их составит миллион долларов, заключенный в двухстах тысячах акций А по пять долларов и двухстах тысячах акций В по полдоллара, и так как никаких выплат не будет, то продавцу выделили в компенсацию все акции В. Рассказчик вел к тому, что акции эти должны получить половину всей прибыли и, при распределении активов, уравняются с акциями А.

История прошла хорошо, беседа оживилась. Добродушно поворчали насчет эластичности кредита, предоставляемого коммерческими банками, и кто-то вызвал смешок, хитро намекнув на резервный фонд, противостоящий обращению акций и совокупным депозитам. Что касается дополнительной ответственности держателей акций, тут разгорелся спор, но обстановка, уже накалявшаяся, несколько разрядилась, когда миссис Уоддингтон подала сигнал и дамы вышли из комнаты. Подали кофе, задымились сигары. Магнаты сбились на одном конце стола, вокруг мистера Уоддингтона. Но тот ловко выскользнул от них и подошел к Джорджу.

– Там у нас, на Западе, – оглушительным шепотом сообщил он, злобно сверля взглядом Объединенные Зубные Щетки, который завел разговор о предстоящей Межконтинентальной конференции в Сент-Луисе, – ему бы выстрелили под ноги, и все дела!

Джордж поддакнул.

– Ох уж эти мне жители Востока! – вздохнул Уоддингтон.

Джордж признался, что и для него такое утомительно.

– Как подумаешь, – продолжал Уоддингтон, – что в этот самый миг где-то в Аризоне или Юте сильные мужчины пакуют седельные сумки, закрепляя их к седлам, то прям и не знаешь, смеяться или плакать. Верно?

– Куда уж вернее!.. – подтвердил Джордж.

– М-дэ… м-дэ… Сплавлю-ка я сейчас всех этих пузанов наверх, а мы с тобой улизнем в мой кабинет и наговоримся от души!

2

Ничто так не портит доверительной беседы между новыми друзьями, как склонность к молчаливости со стороны старшего, и, стало быть, очень удачно получилось, что, когда Сигсби уселся напротив Джорджа в своем кабинете, дурманящее влияние книжек и щедрые возлияния разбудили в нем болтливость. Он достиг стадии, когда мужчины начинают бранить своих жен. Постучав Джорджа по коленке, он уведомил нового друга, что ему очень нравится его лицо, и приступил к жалобам.

– Уинч, ты женат?

– Финч, – поправил Джордж.

– Как это – Финч? – удивился Уоддингтон.

– Фамилия у меня такая.

– И что?

– А вы меня назвали Уинч.

– Почему?

– Наверное, решили, что так меня зовут.

– Как?

– Уинч.

– Но ты только что назвался – Финч!

– Ну да, я и говорю…

Уоддингтон снова постучал его по коленке.

– Юноша, возьми себя в руки. Если ты Финч, так и говори. Не по душе мне такие увертки! Ковбои так не поступают! Эти тут, на Востоке, сами не знают, чего им надо. Да что с них взять! Больные почки, вдов, сирот обижают… Если ты Пинч, так и признайся. Сам знаешь: да – так да, а если нет, то нет! – сурово наставлял Уоддингтон, поднося зажженную спичку к авторучке, которую – как случается с лучшими из нас в минуты бурных чувств – ошибочно принял за сигару.