Неприкаянные - [17]

Внезапно они услышали слабый, но настойчивый стук в дверь. Шел еще сильный дождь, и человеку, стоявшему за дверью, явно не терпелось войти. Парии прислушались к знакомому гнусавому голосу.

— Это Бой, — сказал Меджа. — Иди открывай своему кухонному начальству.

— Министр голода и денежных штрафов собственной персоной, — сказал Майна, не высовывая носа из-под одеяла. — Это ты, Старая жаба?

— Да, я, — сказал Бой.

Майну душил смех, тело его извивалось и вздрагивало. О пушистых зверьках он уже забыл. Меджа тоже засмеялся.

— Пускай крысы выстроят почетный караул, — сказал Меджа. — Добро пожаловать, ваше величество Старая жаба.

Парни дружно захохотали.

Бой стоял наполовину под дождем, наполовину под выступом крыши и ждал, когда его впустят. Стараясь не промокнуть, он прижался к двери, но гвозди, державшие засов, не выдержали тяжести его тела. Они жалобно скрипнули, засов упал, и дверь распахнулась. Крысы повскакали на стропила. Издав испуганный крик, Бой влетел в хижину, споткнулся о деревянный ящик и покатился по полу к самому очагу. Это произошло так неожиданно, что несколько мгновений он сидел, не чувствуя под собой раскаленной золы.

По хижине гулял холодный ветер. Парни высунулись из-под своих пыльных одеял и с любопытством огляделись в темноте. При слабом ночном свете, проникавшем через раскрытую дверь, они различили фигуру старика. Тот сидел на том месте, где полагалось быть очагу, и жалобно охал. Меджа и Майна молча за ним наблюдали. Казалось, даже ночь на какое-то мгновение затаила дыхание.

Неожиданно старик вскочил на ноги, точно раненый зверь, потрогал руками обожженный зад, дико закричал и кинулся к выходу. Но тут он снова споткнулся о тот же ящик и растянулся на мокрой земле под дождем. Потом, вскрикнув еще раз, пустился бежать к своей хижине. Вопль его мгновенно потонул в шуме дождя.

Меджа вздохнул.

— Весь почетный караул насмерть перепугал, — сказал он, вглядываясь в темный дверной проем. — Теперь уж эти волосатые твари ни за какие коврижки сюда не придут.

Майна засмеялся.

— Как ты думаешь, здорово он обжегся? — спросил Меджа.

— Едва ли. Ты же видел, как резво он помчался домой. Ну, а если и обжегся, кто в этом виноват? Никто его сюда не звал. Или, может, ты звал?

Меджа не ответил.

— Ну, тогда спи. И нечего его жалеть.

В хижину снова рванулся влажный ветер.

— Закрой дверь, — сказал Меджа.

Майна сбросил с себя одеяло и посмотрел на раскрытую дверь.

— Ты думаешь, он не вернется?

— Закрой дверь, — нетерпеливо повторил Меджа.

Майна встал и подошел к двери. Выглянул на улицу, хихикнул, захлопнул дверь и стал шарить рукой в том месте, где должен был лежать засов. Но засова не было.

— Куда этот старик засов подевал? — Пошарив еще немного, он нащупал ящик и припер им дверь. Затем ощупью добрался до своей постели.

— По-моему, ты запирал ее на засов, — сказал Меджа.

— Точно. Ай да Бой. Силища какая. — Майна повернулся на бок. — Слушай, Меджа. Ты когда-нибудь задумывался над тем, кому идет половина наших пайков? Я уверен, что белому хозяину она ни к чему.

— На этот вопрос тебе должен ответить сам министр недопланирования и недоразвития экономики, — сказал Меджа.

— Может, он приходил прочесть нам лекцию на эту тему, — предположил Майна. — Надо объяснить ему, что мы устали слушать его дурацкие советы.

— Одиноко ему, наверно, — сказал Меджа. — Хочется поболтать с кем-нибудь. Что делать, если, кроме нас, не нашлось у него собеседников.

— В другой раз пусть платит мне, если хочет, чтоб я его слушал. Уж больно умен. Сам-то дерет с нас деньги за каждый пустяк.

— Как ты думаешь, есть у него семья, дети? — спросил Меджа.

— Вряд ли. Он, наверное, всю жизнь был занят стряпней для чьей-нибудь супруги, а о том, чтобы обзавестись собственной женой, некогда было подумать. Странный человек — даже детей не любит. Это ведь он прогнал малышей, которые каждый вечер после ужина вертелись около кухни.

— Разве?

— Да. Когда-нибудь я еще поинтересуюсь, почему он это сделал.

Наступило долгое молчание. Меджа начал размеренно сопеть.

— Меджа! — позвал Майна.

— Да?

— Ты думаешь, мы со временем станем взрослыми и у пас будут жены и дети?

— Не знаю.

— И я не знаю.

Снова долгая пауза.

— Меджа!

— Ну, что еще?

— У тебя была когда-нибудь девушка?

— У меня три сестры.

— Я не об этом. Девушка. Ну, подружка.

— А что? — Меджа уже не дремал.

— Ничего. Была?

— Нет, — солгал Меджа. — А у тебя?

Майна ответил не сразу.

— Была. — Он вздохнул. — Знал я одну девушку. Толстушка такая. Мы гуляли. С ней мне было хорошо. В школе я писал ей записки, потом стали прогуливаться вместе. Веселое было время. Мы очень дружили, Меджа. А сейчас она, наверно, на меня даже и не взглянула бы. Да и я не стал бы с нею встречаться. — Майна снова вздохнул. — Ты меня слушаешь, Меджа?

— Да, — ответил Меджа, вспоминая собственные детские увлечения.

— Мы много мечтали вместе. Я обещал написать ей, как только устроюсь на службу. И тогда сбудутся ее мечты. Но сейчас об этом нечего и думать. Никогда наши мечты не сбудутся. Мы…

— Ладно, спи, — сказал Меджа.

— Тебе не интересно?

— Нет.

— В общем, ты прав, Меджа. Нет смысла вспоминать. Одно лишь расстройство.