Неприкаянные - [15]

Было слышно, как снаружи моросит дождь и жалобно трещат ночные насекомые. Холодный ветер, проникавший в хижину сквозь щели в двери, колебал огонек коптилки.

— Ты на меня сердишься? — спросил Меджа, зная ответ наперед.

— Нет.

— В чем же дело?

Майна вздохнул.

— Так, мысли всякие. Питаемся объедками, спим в мусорных баках, скитаемся по трущобам, как будто у нас нет своего дома. И всем на нас наплевать. — Майна сделал паузу и перевел взгляд на товарища. — Помнишь, что я сказал, когда впервые встретил тебя на задворках — голодного, но еще прилично одетого? Помнишь, Меджа?

— Насчет того, что нигде нет работы?

— Нет. Я объяснял тогда, почему не хочу возвращаться дамой.

— А, помню. Потому что ты не земляной червь?

— Да, именно. — Майна снова уставился в темную стену хижины. — Только причина была другая. Я скрыл от тебя правду. Правда же заключается в том, что мне некуда возвращаться. У отца всего два акра земли. Негде было даже небольшую хижину поставить. Так что жилье он купил в деревне, а земля вся пошла под пашню. Дома у меня остались трое братьев и две сестры. Земли для такого семейства мало.

Майна вздохнул. Меджа смотрел на него и скреб пальцем шершавый подбородок, заросший черной щетиной.

— Посылая меня учиться, родители надеялись, что когда-нибудь я устроюсь на службу и заживу самостоятельно, — продолжал Майна. — Отец не делал из этого никакой тайны. Он сам это сказал, Меджа. Не шутя сказал. Свою долю отцовского состояния я потратил на образование. Это он мне тоже сказал. Понимаешь теперь, почему я не могу вернуться в деревню? Это было бы нечестно с моей стороны, потому что мои братья и сестры не учились. Но ведь я учился усердно, я рассказывал тебе, каким зубрилой был в школе. Да и не по своей вине не могу устроиться.

Меджа кивнул и промычал что-то невнятное. У него пересохло во рту. Слушая Майну, он мысленно сопоставлял его печальную историю со своей собственной.

— Так что, Меджа, дело тут совсем не в том, что я боюсь работы. Родные и сами не хотят моего возвращения, хотя, наверно, мне в этом бы не признались. Мой приезд ухудшил бы их положение. Я навещу их только в том случае, если устроюсь на службу. Куплю отцу одеяло, матери пальто и поеду — пусть знают, что я еще жив. Хочешь — верь, хочешь — нет, а сейчас, пока я без работы, для них я все равно что умер. Зачем я им нужен, если ничем не могу помочь? Да и отец так считает. Может, ты думаешь, он жестокий? Нет, если бы ты только знал, в каких условиях они там живут! Отец рассуждает правильно. Если мне когда-нибудь доведется побывать дома, я так и скажу ему.

Меджа подложил в огонь несколько веток; они оказались сырыми, и повалил густой дым. У него заслезились глаза.

— Может, скоро побываешь, — сказал он.

Манна пристально посмотрел на него и качнул головой.

— Нет. Ты меня не понял.

— Понял, — возразил Меджа. — Тебе деньги нужны. Не бойся, на дорогу мы соберем как-нибудь. Я отдам тебе свою получку за этот месяц.

— Нет, Меджа. Спасибо тебе за предложение, но это мне ни к чему. Если я скажу родителям, что устроился на работу, то они подумают, что я утаиваю от них деньги. Не поверят они, что мне здесь недоплачивают. Они рассчитывают получать от меня переводы ежемесячно. Им деньги нужны, а не мои объяснения. Их ни в чем не убедишь.

Меджа пожал плечами. Майна вздохнул.

— Может, ты возьмешь мою получку? — предложил Майна. — Может, тебе самому хочется съездить и…

— Нет, спасибо, — отказался Меджа. — Я ведь тоже не могу туда ехать, только по другой причине. Родители обрадуются мне независимо от того, есть у меня деньги или нет, устроился я на службу или пет. Но я чувствую себя должником перед ними и поэтому не могу явиться к ним ни с чем. Боюсь, что на это мне не хватит смелости.

— Значит, так никогда и не поедешь?

— Не знаю, Майна. Правда, не знаю. Хотелось бы поехать, но… Может, когда-нибудь и соберусь.

— А пока?

— А пока буду здесь. Пусть думают, что я умер.

— Это самое лучшее. Значит, будем вдвоем.

Дождь на улице пошел сильнее, заглушая шум ночных насекомых и грызунов. Жалобно лаяли хозяйские собаки. Майна прислушался и улыбнулся.

— Знаешь, что это за сучка тявкает так надсадно?.

— Да, знаю, — с улыбкой ответил Меджа.

— Которая это?

— Та, что на приказчика похожа.

— Неверно.

— Ну та, что на Боя.

— Тоже неверно.

— А, плевать. Все они одинаковы. Собака есть собака.

— Вот и ошибаешься, — ухмыльнулся Майна. — Ни одна из них на собаку не похожа. Ты как-нибудь присмотрись к ним повнимательнее. Сучка, похожая на Боя, не имеет зубов. Та, что похожа на приказчика, имеет тридцать два зуба и у нее постоянно течет из носа. И днем и ночью. Эта собака не может улавливать запахи. Да и все другие органы чувств у нее бездействуют. Не удивительно, что муку нам никогда не отмеривают равными долями.

Сев на своего любимого конька, Майна начал сыпать остротами и небылицами. У каждого животного на ферме оказался свой двойник в образе человека. Есть свинья, похожая на хозяина; корова, похожая на их школьную учительницу с непомерно большой грудью; старый мул, напоминающий сборщика утиля: один гремит своими костями, а другой — железками, которые таскает на горбу в мешке. Нашелся даже кролик, который храпит и кашляет, как Меджа. Хотя Майна никогда этого кролика и в глаза не видел, он убежден, что тот внешностью своей похож на Меджу. Ведь для того, чтобы издавать одинаковые звуки, надо иметь одинаковые рты. Было якобы несколько случаев, когда Майна будил Меджу среди ночи, чтобы послушать такой же храп, доносившийся, точно эхо, из далекого леса.