Непрерывность - [49]
П у з и к. Не толкайте меня!
Щ е р б и н а. Иван, не дело так. Послушай людей.
Т е р е х о в. Наслушались, Фомич. Они-те напоют. Все утро пели, певцы. Когда б я им поверил…
Б е л о к о н ь. Что вы себе позволяете, старшина? Кто дал вам право…
Т е р е х о в (вызверившись). Право кто дал?! Права на меня решил качнуть, паскуда? Пришил бы небось, и рука б не дрогнула? Право кто дал? Дружки мои погибшие дали! Понял? Маруська дала, от которой ушел! Россия дала, гад, понял? Россия, которую ты продал!
Белоконь бьет Терехова по щеке. В то же мгновение Терехов вскидывает винтовку, но между ним и Белоконем оказывается Серафима.
С е р а ф и м а. Ну что, начинайте, молодой человек, как вы это назвали… а, да — пришивать! Только придется начать с меня. Вас устроит?
К Терехову бросается Щербина. Кричат все одновременно.
Щ е р б и н а. Ошалел, Иван? Ты же красноармеец, а не бандит!
Б е л о к о н ь (отодвигая Серафиму в сторону). Россию продал?! Я?! Россию?!
С е р а ф и м а. Ну что же вы вдруг? Я думала, такие, как вы, не останавливаются!
Т е р е х о в (вырываясь от Щербины). Ты ж погляди, Фомич! Ты ж погляди только! Да здесь гнездо! Меня, гад; ударил!
Т а н я. Товарищи! Мы советские люди! Как можно?
З и н а и д а. Ах, боже мой, Ванечка! Ну как же так? Мы же… мы с вами почти что на брудершафт, можно сказать!
Н и н а (Белоконю). Эх, вы! А я-то вам поверила, еще рассказывала что-то. А вы!
Т а н я, Ниночка! Но поймите — это не так. Папа…
Скандал обрывается неожиданно — Терехов, вырываясь от Щербины, задевает его раненую руку, и тот со стоном оседает на землю.
Т е р е х о в. Фомич! Неужто я тебя так? Ей-богу, вот же будь я неладен! Нескладеха чертов!.. (Вместе с Белоконем помогает Щербине подняться.) Ну что, полегчало?
Щ е р б и н а. Ладно.
Т е р е х о в. Извини, Фомич, честно! Никак, вишь, не думал, что зашибу. Вообще про руку забыл.
Щ е р б и н а. Забыл… А про немцев ты часом не забыл? Уходить пора.
Т е р е х о в. А этого? Неужели оставим? Что ж получается — мы, значит, черная кость, в болотах гноись, а ему тут молоко от Маньки? Так?
Щ е р б и н а. Ты кто, Иван, бог или особый отдел? Откуда тебе все известно? Может, не так это, как тебе кажется? Сам говоришь, времени нет разбираться, значит, людям должен поверить. Нету у нас возможности им не верить — за них воюем.
Т е р е х о в. Ну, это ты врешь, Фомич, — за них! У меня кроме них хватает!
Т а н я. Можно, я вам все объясню?
Б е л о к о н ь. Я сам объяснюсь с товарищами, Таня… Нам еще предстоит, по-видимому, расхлебывать последствия одной твоей инициативы. Пока этим и ограничимся, без новых вспышек.
Т а н я. Так вот как ты относишься…
Б е л о к о н ь (перебивает). Нет. Извини, я раздражен. Я жалею, что так сказал.
Т а н я. Но ты сказал… (Поворачивается и уходит.)
Б е л о к о н ь (глядя ей вслед). Да… (Солдатам.) Так вот…
С е р а ф и м а. Умерла бы, не стала б оправдываться!.. (Уходит.)
Т е р е х о в (рассмеявшись). Ну, народ!.. А ты говоришь, Фомич, — за них.
Щ е р б и н а. А народ — он, Иван, разный. Не все такой, как ты понимаешь.
Б е л о к о н ь. Давайте не будем отвлекаться. Николай Пузик мой ученик. Родителей не имеет — погибли два года назад во время пожара. Несчастный случай. У Коли незаурядные математические способности. За три года он окончил курс в Московском университете и приехал сюда, ко мне.
З и н а и д а. У него больше никого нет. Вы понимаете?
Б е л о к о н ь. Да. Он приехал весной прошлого года, чтобы писать у меня диплом. Что еще?.. В июне началась война. Почти в это же время у него обострилась язва желудка.
Н и н а. Почему вы не отправили его в больницу?
Б е л о к о н ь. Мы не смогли это сделать.
Т е р е х о в. Если больной, чего прячете?
Б е л о к о н ь. Я знаю, что такое война, старшина. В такой горячке кто стал бы смотреть его анализы? А с язвой он бы погиб в армии.
Щ е р б и н а. Ну, это врачам решать… и совести, Кирилл Захарович. История, прямо скажу… не того. Ведь год прячется парень! И все с язвой?
З и н а и д а. Некоторые страдают всю жизнь! И диета! При язве же требуется специальная диета.
П у з и к. Послушайте! Я понимаю благородное желание Кирилла Захаровича взять сейчас все на себя, но как-то это не по правилам, по-моему.
Б е л о к о н ь. Подожди, Коля, не мешай! (Солдатам.) Есть одно обстоятельство… Постарайтесь понять… После того, как Николай сделал диплом, он приступил к задаче… Математики всего мира бьются над этим уже триста лет — большая теорема Ферма! Понимаете? Никто еще не сумел найти ее решения в общем виде. А Коля…
Н и н а. Вы нашли решение?
П у з и к. Да.
Т е р е х о в. Не знаю… Если он такой для науки ценный и котелок у него так варит, чего ж его здесь прятать? Для таких, как говорится… И вообще, как с ними быть, государство решает.
Б е л о к о н ь. А в этой ситуации я был государство! Никто, кроме меня, не мог здесь определить в полной мере государственной ценности Пузика, и сам он в первую очередь. Этот мальчишка, если хотите знать, даже осмелился спорить со мной, когда я приказал ему сидеть и работать! (Размахивая тетрадью перед носом Пузика.) Так кто оказался прав, а? Кто?..