Непрерывность - [111]

М о р к о в к и н. Заниматься будем.

Д и м к а. Опять? Даже после вчерашнего? Ты на меня не обиделся, значит, да?

М о р к о в к и н. А за что?

Д и м к а. Ага, понятно. А сколько времени?

М о р к о в к и н (невозмутимо). Четыре.

Д и м к а. Чего четыре?

М о р к о в к и н. Четыре утра.

Д и м к а. Ты что, обалдел?! (Он даже вскочил в кровати от возмущения.) Совсем меня из формы вывести хочешь, да? Я и так уже…

М о р к о в к и н. Кончай! С этого дня ты со мной заниматься будешь.

Д и м к а. Что?!.. (Теперь он сел.)

М о р к о в к и н. Тренировать меня будешь. Сам хотел, чтоб я как все, и не имеешь права отказывать. Пионер — и все! А я не готов к труду и обороне. Пошли!..

Они выходят на площадку, и все дальнейшее напоминает бред, кошмарный сон, ветрянку или мелькание теней на серой стене. Димка, как дрессировщик, похлопывает и покрикивает, а Вовка бегает, прыгает, падает, встает, приседает, боксирует с тенью, подтягивается, выжимает штангу и так далее. Когда пытка спортом заканчивается, от Вовки остается едва заметное количество тела, распростертое на земле и с трудом переводящее дыхание.

Д и м к а (присев рядом на корточки). Ну что? Готов к труду? Больше не хочешь?

М о р к о в к и н (сипит). Завтра… и каждый день… будем… продолжать…

Д и м к а. Да-а… Как спортсмен скажу — сильный ты человек. На такое не каждый способен.

М о р к о в к и н. Ладно… А теперь пойдем, до завтрака математикой позанимаемся… чтобы время не пропадало…

В спальню входят  К а т я, В а д и м  Н и к о л а е в и ч  и  п и о н е р ы.

В а д и м  Н и к о л а е в и ч (продолжая разговор). Понимаете? Как все — это правильно, это хорошо. Но вот я подумал — грех в таком пареньке давить его особость.

К а т я. Да и я так думаю. Только не умею устроить, чтобы других ребят это… (Замечает разоренную постель.) Что такое? Чья это кровать?

П е р в ы й. Просто руки опускаются.

В т о р о й. Чья ж она может быть… А еще обещал.

К а т я. Ну вот, пожалуйста. Честное слово, теряюсь!

Появляются  В о в к а  и  Д и м к а.

Морковкин!

М о р к о в к и н. Доброе утро!

К а т я. Для кого доброе, Морковкин, а для кого…

П е р в ы й. Что ж ты, Вовка? Где твой кроватеуборник?

М о р к о в к и н. А, ни к чему это! Идея себя исчерпала.

В т о р о й (заволновавшись). В каком смысле?

М о р к о в к и н. Сейчас… (Подходит к кровати и с артистизмом профессионала быстро и элегантно ее застилает.) Вот… Как все… И пожалуйста, если хотите, вообще буду всем стелить. Мне это нравится…

И вновь разорил койку и тут же привел ее в порядок. Обалдевшие зрители одарили его той паузой затаенного восторга, которая в конце концов обычно разрешается громом оваций. На этот раз аплодисменты заменил протяжный стон еще более прозревшего Димки.

Д и м к а. Ну, Вовка… Ты — гений!

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. Да, лихо!

М о р к о в к и н (повторяя всю операцию заново). Мне это нравится! Я теперь — как все! И делать буду всё как все!

П и о н е р ы. Ура!

К а т я. Как это прекрасно, когда человек получает удовольствие от рядового, незаметного, но полезного труда!

Д и м к а. Вы думаете — это все? Мы еще тренируемся! Он теперь и в футбол будет, и вообще во все, во все!

К а т я. Но ты не забывай о математике.

Д и м к а. А как же! Я про углы уже все понял! Честно! Запросто теперь секу, что у треугольника сумма углов равна ста восьмидесяти градусам. Любую задачку с треугольником кину! Какую хотите!

Входит  А н я.

К а т я. Анюта! Ты опять можешь гордиться своим братом!

А н я (слабо улыбнувшись). Да… я горжусь…

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. А мост? Как с мостом-то будет, Володя?

М о р к о в к и н. Ну… Это раньше было, Вадим Николаевич. А теперь я лучше… вот…

И вновь принялся стелить кровать.

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. А я деньги принес, целый чемодан… (Ставит на пол чемоданчик.) Без расписки, на честное слово, как говорится.

М о р к о в к и н. Зачем они теперь? Мне они ни к чему.

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. А Кулибину? Я ведь прочел книгу. Знаешь, что с ним сейчас?

М о р к о в к и н. Откуда мне знать?

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. Умирает он…

А н я. Что?! Ты слышишь, Вова? Иван Петрович…

В а д и м  Н и к о л а е в и ч. Так-то вот, братец, умирает, и все… Один. Даже ты его бросил.

М о р к о в к и н. Нет! (Кричит.) Нет!!.

И, подхватив чемоданчик, он бросается из спальни, Аня и Димка за ним. Они бегут к мастерской, а там… на полу на какой-то дерюжке лежит умирающий  К у л и б и н.

К у л и б и н. Все прахом… Все… и Владимир от меня отступился.

М о р к о в к и н. Я здесь… Я здесь, Иван Петрович, И Анютка тоже. И Дима. Он уже вас слышит теперь, Иван Петрович. И вот… Все чертежи ваши, мы их храним… (И он, взяв с верстака, передал Кулибину большую папку сшитых наподобие газетной подшивки чертежей.)

К у л и б и н. Значит, все-таки пришел… хоть проститься… (Слеза скатилась у него по щеке, запутавшись в волосинках бороды. Слабеющей рукой он перевернул несколько листов, грустная улыбка осветила лицо.) Самоходное судно… Мельницы без плотин… Оптический телеграф… Мосты… (Внезапно он резким движением захлопнул папку и приподнялся на локте.) Видишь, Владимир, как я умираю… Нищий… Все основное, что изобрел, так на бумаге, и осталось, никому не нужным.