Непреодолимое черничное искушение - [64]
Хайден опустил взгляд на свой сэндвич с окунем, потом снова посмотрел на меня, между бровей у него залегла складка:
– Ну, тут такое дело, понимаешь…
Ой-ой. На этот раз новости будут точно плохими.
– Они приедут сюда через два дня.
Я почувствовала, как в голове взрывается вулкан боли, от которой глаза чуть не вывалились наружу. И выпрямилась на самом краешке стула:
– Кто приедет? О чем ты вообще говоришь?
– «Таймс». Они пришлют репортера и фотографа в Бейкон.
– О господи! – я вскочила и шарахнула ложкой о стол со всей силы – звук эхом разлетелся по всему патио. – Зачем? Зачем сюда? Зачем через два дня?! – я вцепилась в скатерть. – Я не готова… не готова!
Инстинктивно я схватилась за волосы – они были сухими и безжизненными, взглянула на ногти – розовый лак облупился, сами ногти были обломаны и выглядели крайне неухоженными…
Хайден взял меня за руки и привлек к себе.
– Ну ты же понимаешь, – заговорил он. – Мы таким образом не только порадуем журналистов – мы и для себя извлечем немалую пользу.
Я посмотрела на него.
– Все эти домики, маленький городок, провинция – для нас это будет очень полезно. Мы покажем как бы другую сторону двух крутых адвокатов с Манхэттена, – он взял жареного моллюска и съел его. – Бросим публике косточку?
Я попыталась улыбнуться.
Кораблик подплыл ближе к берегу – я слышала его пыхтение. Голова у меня готова была взорваться. Я подняла упавшую ложку и мельком увидела в ней свое отражение.
Лицо мое было перевернуто.
– Больше никогда не позволяй мне есть этих моллюсков, – простонал Хайден, когда мы входили в гостиницу, и схватился за живот.
– Пойдем-ка наверх, – предложила я.
Паула уставилась на Хайдена.
– Что это такое с вами?
Он нахмурился.
– Ловушка для лобстеров.
– Ой, вот так дела. Вы сунули ногу в ловушку для лобстеров? Вы что, хотели браконьерствовать? Это, знаете ли, незаконно!
Лицо Хайдена стало багровым.
– Я законопослушный гражданин, – процедил он. – А кроме того, я даже не представляю себе, как охотиться на лобстеров.
Паула посмотрела на него прищурившись, словно оценивая. Потом кивнула мне:
– Вам тут звонили, – и она протянула ему белый листок бумаги. – Джентльмен, – она покосилась на Хайдена.
На листочке с красным логотипом «Виктори-Инн» наверху, который Хайден читал через мое плечо, было написано:
«2:15. Для Эллен Брэндфорд. Звонил Рой. Он извиняется».
– Хорошо, спасибо, – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее и чтобы никто не заметил волнения, которое охватило меня при виде имени Роя, нацарапанного рукой Паулы.
– Дай-ка мне посмотреть, – Хайден вынул листочек у меня из руки. – Ну, по крайней мере, ему хватило ума извиниться… хотя бы перед тобой, – и он взглянул на меня с легкой усмешкой.
Мы карабкались по лестнице как альпинисты карабкаются в горы, медленно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Хайден опирался на мое плечо, как на костыль. Наконец я открыла дверь в номер, и он похромал прямо к постели, рухнул на нее и водрузил свою распухшую лодыжку на подушку.
– Тебе не кажется, что она выглядит еще хуже? – спросил он встревоженно. – Мне кажется.
Я затруднилась с ответом.
– Ну… мне кажется, она выглядит чуть получше, – сказала я все-таки.
Хайден всегда был немного ипохондриком, так что лучше было оставаться на позитивной волне.
– Ну, болит она точно больше, – заявил он. – Мне, наверно, нужно было больше льда прикладывать.
– Я найду лед, – пообещала я, вытряхивая в раковину в ванной остатки растаявшего льда из пластикового пакета.
– Сильно болит, знаешь, – пожаловался он, когда я уже держалась за ручку двери. – И еще желудок… он просто меня убивает. Нестерпимая прямо боль. И все эти моллюски. Я так и знал.
– Хочешь, я позову врача?
Он покачал головой.
– Нет, нет. Со мной все будет в порядке.
Я спустилась вниз, по дороге размышляя, почему мужчины так глупо устроены: вот у него сильно болит, но врача ему не зови. Он страдает от невыносимой боли – но помощь ему не нужна. Видимо, в том, чтобы просто страдать – особое удовольствие, подумала я.
Одна из горничных наполнила для меня пакет льдом. Когда я вернулась, Хайден уже обе подушки сунул под ногу. Я приложила лед к его распухшей лодыжке.
– О, это замечательно, – произнес он со вздохом. – Спасибо, милая.
Я хотела было присесть рядом с ним, когда он добавил:
– Только знаешь что…
– Что?
– Может быть, мне было бы лучше, если бы перевязать ногу эластичным бинтом. И еще что-нибудь вроде «Смекты» – а то желудок просто сводит меня с ума.
Эластичный бинт. «Смекта».
Я оглядела комнату, словно надеясь, что они вдруг появятся откуда ни возьмись.
– Хорошо. Я схожу в аптеку.
– Эллен, ты лучше всех, – он погладил меня по руке. И когда я встала, добавил: – Тогда, может быть, захватишь мне «Алка-зельтцер»? Похоже, он мне понадобится.
Я смотрела на него, лежащего на моей постели. Он выглядел таким несчастным, таким жалким, с этим пузырем на распухшей лодыжке…
– Конечно, – произнесла я. – Я очень хочу, чтобы тебе стало легче.
Глава 14. Кенлин Фарм
Я медленно спускалась по лестнице, а мысли мои были заняты предстоящим вмешательством прессы в мою жизнь, которое ожидало меня через два дня. Сев в машину, я застыла на пару минут неподвижно, глядя на соляные разводы на оконном стекле. Потом я поехала в город и нашла место на парковке перед магазином с чудесным названием «Винный погреб». Вывеска мне понравилась: бутылка «Бургунди», которую красиво оплетает виноградная лоза. Открыв дверь в магазин, я очутилась в уютном помещении, заставленном стеллажами из красного дерева с винными бутылками – сотни бутылок поблескивали в свете маленьких лампочек на потолке. Я заметила значок французских вин и пошла к стеллажу, не питая особых иллюзий относительно выбора. К моему удивлению, здесь обнаружилось несколько очень неплохих марок «бордо», включая «Шато Бушвилль» 2000 года – одномачтовый парусник на этикетке показался мне старым добрым другом. В дальнем углу магазина стоял длинный прилавок, так гладко отполированный, что любая дорожка для боулинга сгорела бы со стыда рядом с ним за свое несовершенство. За прилавком стоял мужчина с круглым загорелым лицом и читал. Я подошла и поставила бутылку на прилавок.
В романе американской писательницы Лоры Сегал «Полкоролевства» врачи нью-йоркской больницы «Ливанские кедры» замечают, что среди их пациентов с загадочной быстротой распространяется болезнь Альцгеймера. В чем причина? В старении, как считают врачи, или в кознях террористов, замысливших таким образом приблизить конец света, как предполагает отошедший от дел ученый Джо Бернстайн. Чтобы докопаться до истины, Джо Бернстайн внедряет в несколько кафкианский мир больницы группу своих друзей с их уже взрослыми детьми. «Полкоролевства» — уморительно смешной и вместе с тем пронзительно горький рассказ о том, как живут, любят и умирают старики в Америке.
Роман повествует о молодом капитане космического корабля, посланного в глубинные просторы космоса с одной единственной целью — установить местоположение пропавшего адмирала космического флота Межгалактического Альянса людей — организации межпланетарного масштаба, объединяющей под своим знаменем всех представителей человеческой расы в космосе. Действие разворачивается в далеком будущем — 2509 земной календарный год.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
Это история девочки-подростка, в один день потерявшей все… Первые тринадцать лет своей жизни она провела в обеспеченной семье, с любящими мамой и папой — вернее, с людьми, которых считала своими мамой и папой. Однажды ей сообщили, что она должна вернуться в родную семью — переехать из курортного приморского городка в бедный поселок, делить сумрачный тесный дом с сестрой и четырьмя братьями. Дважды брошенная, она не понимает, чем провинилась и кто же ее настоящая мать…