— Сымай, братцы, полы, — говорю плотникам, а сам точно под каким-нибудь предчувствием состою…
Как принялись за топоры, как запустили их под половицы, как пошла у них работа, поверите ли?.. у меня мурашки по спине. И сердце-то болеет и в голове-то ровно туман… Точно как будто сейчас растворится дверь и войдет губернатор. "А сколько дел? А покажи-ка, распорядительный!.."
Вышел на двор освежиться. Слышу, плотники про бумаги толкуют. "Брось,
— говорит старшой, — опосля все спалим".
Я к окну.
Что, мол у вас тут такое?
— Да вот, говорят, больно много бумаги под полом-то насовано… Надо быть, в эту щель совали.
— Давай, говорю, сюда. Что такое?
Высыпали они мне за окошко ворох страшенный… Угодники преподобные!.. Все-то письма, все-то письма!..
Которы распечатаны, у которых и печати целы. Одна печать — письмо не тронуто, пять — вскрыто. На адресах куши не великие: целковый, два, три, к солдатикам больше, в полки.
А плотники подкидывают да подкидывают. Сот пять накидали… Господи боже мой!.. Нет же у человека совести, и начальства не боится.
Стал я ворох разбирать, а самого как лихоманка треплет. Думаю: "Злодей-от ведь без разбора письма под пол сажал… Ну как я на государственный секрет наткнусь… Червь какой-нибудь, нуль этакой, какой-нибудь непременный, да вдруг в высшие соображения проникнет!.. Что тогда?.. Пропал аки швед под Полтавой! Ох, ты, господи, господи!.."
А ведь не кто, как бог. Сказано: "На кого воззрю? Токмо на смиренного". Так иное дело. Государственных-то секретов и не было!
Батюшки!.. Мое письмо!.. К его превосходительству!.. Варом меня так и обдало!.. Лучше б государственный секрет узнал!.. Злодей, злодей!
Раз, два, три, четыре… все шестьдесят восемь, все до единого! Ирод ты этакой!..
Хоть бы одно распечатал! Любопытства-то даже не было. Бесчувствие-то какое ведь!.. Слеза меня прошибла. Вот оно "оброчный"-от!.. Гривенники-то брал, а письма под пол да под пол… Значит, я ему в самом деле перед каждым праздником по гривеннику оброку носил.
Пропадай они гривенники!.. Его-то превосходительство, Александр-от Иваныч, что могут про меня сказать! "Неблагодарное животное", вот что могут сказать!.. Как же это в самом деле?.. Без малого два года и ни одного почтения!.. господи, господи!..
Собрал я письма, связал в узелок: марш в нову контору… Иван Петрович в засаленном, сургучом залитом халате письма принимает — день-от почтовый был… Он было мне: "здравствуй, оброчный!"
— Свинья ты, свинья, Иван Петрович! Бога не боишься и стыд забыл.
А он:
— Чем ты, оброчный, обиделся?
Я письма-то на стол, и говорю:
— Это что?
А он и в конфузию не пришел, только спросил:
— Аль полы перестилаешь?..
— Просьбу, говорю, подам, под закон подведу тебя.
Зло-то меня, знаете, очень уж взяло.
А он хоть бы бровью моргнул.
По малом времени, однако, заговорил:
— А я, говорит, допрежде тебя рапорт пошлю, что, мол, оставил я, при переезде на квартире, в доме титулярного советника Подобедова пост-пакет с донесениями к разным министрам, пакеты с надписью «секретно» да сто тысяч казенных денег… И он-де, титулярный советник Подобедов, тот пост-пакет похитил… Что тогда скажешь? А?
Я так и обомлел. Вижу, дело-то хуже секретов.
Хотел изловчиться: "У меня, говорю, свидетели есть".
А он:
— Плотники, что ли? Так я, говорит, их отстраню, потому что они у тебя в услужении. На это, брат, статья есть.
Вижу, нет у человека стыда в глазах… Плюнул, пошел вон.
— Как же теперь поздравляете Александра Иваныча-то? — спросил я.
— Сотских из суда гоняю.[2]
