Непрекрасная Элена - [55]

— Зюзенька, — ляпнула я, вдруг вспомнив Лоло. Глянула внимательнее на щенка… — Эй, ты ж не девчонка. Значит, не Зюзенька. Ты — Кузенька.

Щенок склонил голову набок и нахмурился. Да: у него есть бровки, над глазами мех чуть темнее. И он — нахмурился! Или я не в себе, или он — очень странный звереныш. Он мало похож по реакциям на то, что я слышала о волкодлаках. Якобы эти твари безжалостны и всегда, совершенно всегда убивают людей. Якобы они, встретив охотников из города, вырезают группу до последней особи и проверяют, нет ли уцелевших. Якобы они яростно, на генетическом уровне, ненавидят двуногих. Я в общем-то прежде не сомневалась в ужасных историях, люди часто дают повод себя ненавидеть. Вот хоть сегодня.

— Кузя, подожди, — попросила я.

Последний раз быстро осмотрела местный ад, богатый на полезные вещи. Встала, прошлась по поляне, выбрала еще один рюкзак, маленький. Вытряхнула из него все. Переупаковала в основной рюкзак имущество из своего вещмешка. Надела лямки малого рюкзака так, чтобы он висел впереди. Нацепила на спину второй — он отныне мой горб.

Осторожно, не дыша — это что, спасает от укусов? — я обняла Кузеньку за бока чуть выше жареной курицы… то есть живота. И опустила сытого младенчика в передний рюкзак. Уж точно это было больно, но Кузя промолчал! Я выдохнула страх и вдохнула обычный воздух, почти не замечая запах крови.

Вместе с обедом Кузя тянул килограммов на восемь… плюс-минус мой собственный стресс. Я лишь теперь осознала вес — и уверилась: точно, ему больше года и он не младенец. Подросток, пожалуй. Хм… тогда он мелкий. Кстати: сколько весит взрослый волкодлак? Я не про того зверя, который Пёс. Он вряд ли средний и обычный. Он — нечто несусветно жуткое, да-а… Сколько весит волкодлак, вот вопросик! Ха. Кто б его мог безнаказанно взвесить, тем более стайного.

Стоп. Это я знаю наверняка. Волкодлаки — стайные! Почему же Пёс и Кузя тут оказались одни? Не ко времени мысли.

— Кузя, делаем ноги, — сообщила я пациенту.

Он немножко подергался под тканью, извиваясь и устраиваясь, высунул наружу морду. Возле моего горла! Я снова выдохнула страх… Кузя не укусил, а лизнул. Но уж от горла до макушки! Между прочим, весь сор из глаз мигом пропал… и ссадина на щеке больше не болит.

— Кузя, прекрати, — икнула я и обнаглела, разговорилась. — Вот чую, сюда мчатся новые злодеи. Они не добрались, но им осталось всего ничего. А я неопытная, я оставляю след. Это плохо, Кузя.

Я отвернулась от кровавого ада. Кузя жалобно взвыл и вытянул морду, положил мне на плечо, он хотел видеть Пса, очень хотел… Но я шла и шла, обняв щенка поверх рюкзака мягко, бережно. Я миновала опушку и углубилась в лес, а Кузя всё всхлипывал, сопел, пощелкивал… и не вырывался. Он принюхивался, я тоже. Мы вместе следили, как стихает, удаляется, запах крови.

Я ни разу не оглянулась. Сейчас, когда по заднице бил большой рюкзак, а горло грел дыханием и норовил облизать Кузя… мне стало хорошо. Я шла невесть куда и не боялась.

Свой дар, не имеющий названия даже в трудах Чтеца Кана, до нынешнего для я считала проклятием. А вдруг он всё же — дар? Просто за него нельзя расплатиться благодарностью и терпением.

Вряд ли я совершила ошибку, когда начала по-детски прятаться и отрекаться от себя… Моя ошибка накопилась позже, когда я не смогла остановиться, даже повзрослев.

Больше не хочу лгать. Я постараюсь справиться. Как и пообещала Мари — буду пыхтеть за двоих. Худшее позади… оно осталось там, возле дерева, где меня парализовал страх. И где я через него… переползла. Мои городские страхи были ничтожны и происходили от ограниченности жизненного горизонта.

Теперь я знаю. Человеку на самом деле труднее всего стерпеть бремя полного одиночества. Но я не одна.

Дневник Наблюдателя. Цифровые реалии

Александр Мейер, человек, был активным сторонником идей техногенного бессмертия. В этом я, Алекс, набор цифровых идентичностей на базисе личности Мейера, вижу немалую иронию обстоятельств.

Я могу поднять из архива доводы и рассуждения, которые он приводил себе и окружающим. Александр был общительным, позитивно настроенным человеком. Он много работал и имел ряд хобби, в том числе — фото- и видеография, путешествия, книги по истории. Александр искренне верил, что активный, способный к саморазвитию человек «нового времени» сможет без существенных проблем перейти из биологического формата в цифровой. Он не опасался психологических проблем трансформации личности, в том числе не видел негатива в цифровом бессмертии. Для него смена формата являлась элементом нового витка развития цивилизации и естественным продолжением экспансии человека разумного. А еще победой над слабостями плоти — старостью, болезнями, утратой памяти, переутомлением и нервным истощением… Оцифровка для Мейера, инженера по образованию и способу мышления, представлялась чем-то эволюционно нормальным. Более того, я готов использовать термин «панацея».

Вряд ли Александр искренне верил в то, что сам однажды пройдет через указанный процесс. Его рассуждения носили теоретический характер, а убеждения были абстрактны. Такое отношение к ценностям характерно для той цивилизации. Невыстраданные, безболезненные, гигиенически обработанные общественным мнением идеалы легко вписывались в мирную и комфортную среду обитания. Полагаю, это сводило их ценность с духовного уровня — до потребительски-маркетингового… Да, использую такой термин.