Непредвиденные встречи (сборник) - [35]

Поблагодарив, Филипп двинулся в указанном направлении, чувствуя на затылке взгляды женщин. Пройдя темный парк, наткнулся на каменную ограду, прошел вдоль нее с полсотни шагов и увидел дом Реброва — смутный силуэт, полускрытый деревьями. На лужайке у дома стояли три пинасса, четвертый медленно снижался поодаль. Из полураскрытой двери, ронявшей сноп белого света на террасу, выглянул незнакомый мужчина, мельком взглянул на подходившего Филиппа и крикнул в, темноту:

— Александр, ты скоро? У женщин лопается терпение.

— Скоро, — донесся сверху из темноты густой бас. — Только коня привяжу.

Незнакомец засмеялся, повернул голову к Филиппу.

— Вы к кому?

— К Реброву, — сказал Филипп первое, что пришло в голову.

— Я Ребров.

— Я… мне нужен другой…

— Другой, значит. А какой именно? Сегодня здесь много Ребровых. Проходите в дом, разберемся.

— Кто там, Глеб? — раздался из прихожей знакомый голос, и на Teppacy — вышел Май Ребров, одетый во все черное. — А-а, Ромашин… это ко мне. Проходите, Филипп.

— Спасибо, — пробормотал Филипп, проводил взглядом Глеба. Извините, Май, могу я видеть Аларику?

— Ага… — сказал Ребров, глаза его похолодели. Он помолчал, — внимательно разглядывая лицо конструктора, хмыкнул. — К сожалению, ее нет дома.

— А где ее можно найти?

Ребров снова хмыкнул, хотя лицо его осталось неподвижноспокойным и твердым.

— Она пошла к морю. Правда… не хотелось бы, чтобы ее тревожили. Сегодня день памяти Сергея.

Филипп неловко кивнул, уши его запылали, и он, не зная, что сказать, мучаясь налетевшим вдруг косноязычием, проговорил;

— Понимаю, вы правы… однако же… я, пожалуй, пойду к себе, извините.

— До свидания, — сказал Ребров, повернулся и ушел в дом. Дверь при этом он за собой не закрыл.

Филипп сбежал с террасы, уязвленный до глубины души необычной холодностью тренера, злой на себя, на Реброва, на весь мир, и, лишь оказавшись на причале, опомнился и перевел дух.

Волны с упорством маньяка пытались разбить причал, сдвинуть его с места, но разбивались сами, сея густую водяную соленую пыль на черный гранит мола. Неумолчный гул сопровождал эту схватку, и Филипп представил, каково здесь в шторм.

Подставив пылающее лицо брызгам, он постоял с минуту, все еще переживая свое неудачное рандеву с Ребровым, потом вытер лицо ладонью и сказал неизвестно кому:

— Ну, мы еще посмотрим!

Он вышел из освещенной зоны причала, совершенно безлюдной в этот час, нашел какую-то тропинку и по ней пустился в обход поселка по берегу моря. Там, где скалы отступали в глубь острова, было холодно, откуда-то издалека, из седой мглы катились стеклянные хребты волн, накатывались на валуны и скалы, ветер срывал с разбитых волн фосфоресцирующую пену и бросал на берег, словно сеятель — семена жизни.

В стороне пика Прево над морем повисли три рубиновые полосы, и Филипп успел заметить косо падающие за горизонт стремительные стрелы истребителей ураганов. Он подождал несколько минут, прислушиваясь, но все было спокойно, лишь прибой заполнял пространство музыкой канонады. Балансируя на кромке обрыва, Филипп раздумывал, куда направиться дальше, и вдруг на фоне светящихся волн заметил на выступе скалы чей-то силуэт. Человек сидел, повернувшись к морю лицом, и что-то знакомое почудилось Филиппу в его позе. Он осторожно приблизился, хор прибоя заглушал его шаги.

Это была женщина в мерцающем зеленовато-белом платье.

Филипп замер. Сами собой пришли на ум пушкинские строки:

Прекрасно море в бурной мгле

И небо в блесках без лазури,

Но верь мне: дева на скале

Прекрасней волн, небес и бури…

Женщина оглянулась и встала.

Сердце отозвалось падением и взлетом, он ощутил радость и тревожное изумление одновременно: предупреждение Реброва еще стояло в ушах. Аларика, спокойная, как и всегда, желанная и чужая, заставляющая вздрагивать во сне и в последнее время всплывающая в памяти в самые напряженные моменты работы, смотрела на него и молчала. Интуиция вывела его сюда? Или его величество Случай?

— Как ты нашел меня? — первой нарушила молчание женщина. И зачем?

Филипп приблизился.

— Мне сказал Май… но я не искал тебя, честное слово… хотя, вру, не искал, но ждал. А зачем?.. Может, потому что хочу разобраться…

— В чем?

— В тебе… в себе тоже.

— Странные слова в твоих устах. Обычно ты более категоричен. И все же ты напрасно пришел сюда.

Филипп стиснул зубы.

— Наверное, ты права. Мне говорил Ребров, я не послушал. Но, уж коль так получилось, позволь побыть с тобой немного…

Он взял ее за руки, холодные, как скалы вокруг. Аларика покачала головой высвободила руки.

— Ты напрасно пришел… во всяком случае, сегодня. Слишком легко тебе даются слова, я знаю. И еще ты забыл, что между нами прошел третий, которого я любила.

— Тогда я приду завтра.

— Не знаю. Пусть это будет завтра, а сегодня — уходи.

Филипп молча поклонился и пошел в темноту, унося взгляд Аларики, твердый взгляд взрослой женщины, знавшей, что такое любовь. И все же… „Она сказала — любила, — бормотал он про себя. — Любила, а не — люблю! Значит, не все еще потеряно? Кто бы помог разобраться, возможно ли это? Или не надо разбираться, ставить точки над „i“, пусть все идет так, как идет?“…