Неправильный бизнесмен - [37]

В 1998 году дела ресторана в Барселоне пошли на спад. Да и сам Арутюнов, и его сын, который был директором, потеряли интерес к этому бизнесу. В конечном счете, когда мой рабочий контракт закончился, продлевать его было не с кем. Мы повесили на дверь замок и уехали.

С Аркадием мы созвонились, как обычно, в июле, на день рождения.

– Ты как там? Какой у тебя оборот? – спросил Аркадий, выслушав меня.

– У меня оборот 20 000 долларов в месяц. Мы работаем, но прибыль небольшая.

– В месяц? Елки-палки, один день дает мне 40 000 долларов. Ты что там делаешь?

– Работаю.

– Приезжай в Москву.

Я тогда стоял на перепутье, надо было решать – либо уезжать, либо оставаться. В Барселоне нужно было решать, что делать с детьми, с их учебой. Мы ведь оставались гражданами России. Старший сын как раз должен был заканчивать школу, и ему надо было идти в армию. В общем, этот разговор с Аркадием оказался жизнеопределяющим. Все мои сомнения были преодолены. Мы решили вернуться.

В августе 1998 года мы приехали в Москву, и Аркадий предложил мне поработать в «Сирене», а уже через месяц я стал шеф-поваром «Царской охоты», где проработал почти двадцать лет.

Я помнил свое первое впечатление, когда посетил этот ресторан в качестве гостя. Но теперь я пришел туда на работу и решил спокойно пройти, все рассмотреть. Я увидел, что дизайн не просто продуман, он до мелочей соответствует этому месту: и все «финтифлюшки», которые стоят, и ложки, которые висят, – это все настоящее. Никакой бутафории, каждый стол индивидуален, каждая часть зала имеет свою историю, композицию. Где бы ты ни сел, это будет только твой, уникальный уголок. Нет ни одного места, с которого посетитель смотрел бы просто в стену. Заметив это, я проникся созданным в «Царской охоте» настроением. Шкуры, рога и копыта приобрели совершенно иной смысл.

Гостям ресторан очень нравится, я ни разу не слышал, чтобы кто-то жаловался. Многие иностранцы, входя в Охотничий зал, останавливаются в удивлении, видя 80 рысьих шкур. Весь потолок зала отделан шкурами рысей.

Аркадий очень требователен. Он был таким всегда. Едва ли я могу сказать, что раньше он был мягче, а сейчас стал жестче. Он всегда был достаточно жестким, бескомпромиссным в отношении подачи, оформления, очень придирчивым к мелочам. И это правильно. Когда работаешь на одном месте постоянно, глаз иногда, что называется, замыливается. А он приходит, что-то подметит, чего мы уже не замечаем, на что-то обратит наше внимание. Все мелочи, детали всегда у него под контролем. Несмотря на то, что у него уже так много ресторанов, он по-прежнему видит абсолютно все, и что-то утаить от него невозможно. Лучше даже не пытаться.

Самая большая сложность в общении с Аркадием, когда я работал в «Царской охоте», заключалась в том, что он не принимает оправданий. Это жесткий подход, но на самом деле верный. Например, приходит Аркадий в ресторан, а хлеб, который полежал на раздаче полчаса, немного зачерствел. Конечно, я мог рассказать о том, что хлеб не был таким, когда мы его подали гостям. Всему есть объяснение. Но ведь смысл вопроса останется прежним: «Почему хлеб черствый?». Хлеб не должен быть черствым. Как это сделать? Можно проследить, чтобы он меньше лежал на открытом воздухе или поменять его на свежий – это уже к Аркадию отношения не имеет. Главное, Аркадий прав: нужно, чтобы на столе лежал свежий хлеб.

Шведский стол в «Царской охоте» работает до 23 часов. Когда Аркадий приходил в 22:30 и видит, что на телеге какой-то салат недостаточно свеж, не так аккуратно лежит, он начинал отчитывать меня, директора. Первое, что всегда хотелось сделать, – все объяснить. Бывают очень жесткие дни, когда люди выходят на работу после какого-то большого выезда. На сотрудников просто невозможно постоянно давить, где-то нужно быть лояльнее. Однако, подумав, начинаешь осознавать, что гость, который пришел в ресторан в час дня и заплатил 3000 рублей за шведский стол, и тот, кто пришел в 22:30 и заплатил те же самые 3000 рублей, в любом случае должны получить одинаково свежий качественный продукт. Все должно быть на высшем уровне. Если мы не можем это обеспечить, значит, не должны здесь работать. Вновь Аркадий прав. Он прав не потому, что начальник, а потому что прав.

Не так давно мне поступило предложение поработать в Вашингтоне. Уход из «Царской охоты» был болезненным решением, думаю, что и Аркадий переживал. И все-таки, как я вижу, двадцать лет работать шеф-поваром на одном месте – нонсенс, такого не может быть и обычно не бывает. Шеф-повар работает три года, ну пять максимум. Если, конечно, это не его личный ресторан, в котором он воплощает свою концепцию.

Разговор с Аркадием по поводу моего отъезда начался достаточно необычно. У него заболело горло, настолько, что он напрочь потерял голос. Он приехал в «Царскую охоту», когда я уже дал согласие на поездку. Я долго и серьезно обдумывал, как провести этот разговор. В тот момент я собирался в отпуск и хотел поговорить с ним, когда вернусь. И вот мы с Аркадием стоим у барной стойки, и он говорит:

– Дим, как дела? Слушай, а тебе не надоело вот это все? Ты не устал быть на одном месте?