Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [93]

Той осенью нас было девятнадцать. На целых шесть человек больше, чем в прошлом году (десять учеников оказались в «Обетовании» повторно). Десять парней, семь девушек плюс преподобный Рик и Лидия Марч, четверо или пятеро воспитателей, которые посменно наблюдали за нашим поведением вне занятий и организовывали всю деятельность вне основной программы. Была еще Бетани Кимблс-Эриксон, не так давно овдовевшая молодая учительница, которая с понедельника по пятницу приезжала к нам из Западного Йеллоустоуна на бордовом порыкивающем пикапе помочь с основными предметами. Она встречалась с Риком. Исключительно целомудренно. Из девятнадцати учеников как минимум десять действительно старались преодолеть грех гомосексуального влечения и избавиться от неподобающего поведения, растопить верхушки своих айсбергов в надежде на вечное спасение. Остальные выбрали мой путь: симулировали положительную динамику на индивидуальных консультациях, привечали персонал, выпуская пар (выдыхая дым, точнее говоря) в компании таких же грешников, с которыми у них установились тайные отношения, так как подобные вещи были у нас под запретом.

Поначалу труднее всего мне давалась дисциплина: установленный распорядок, жизнь по расписанию. Теперь я не могла запираться в своей комнате, вскочить на велосипед и умчаться куда глаза глядят, взять кассету в видеопрокате и посмотреть ее три раза подряд. После нескольких лет вольницы в компании Джейми и других ребят для меня не было наказания хуже. Даже еженедельные беседы с преподобным Риком были лучше.

Если мы не молились, то занимались. У нас было два класса, в каждом россыпь парт на одного, пластиковые стулья, большая доска на стене, обязательные часы, звучно отсчитывавшие время, настенные карты, которые нужно было тянуть вниз, чтобы развернуть. Ничего необычного. Но стоило выглянуть в окно, и ты словно смотрел на открытку: перед тобой вырастали синие с лиловым горы, небо и земля убегали вдаль, и всякий раз, когда я задерживала взгляд слишком долго, мне чудилось, что я растворяюсь в этом пространстве. И мои глаза постоянно были обращены к этим окнам.

Бетани Кимблс-Эриксон не столько учила нас, сколько проверяла наши домашние задания. Если во время самостоятельного чтения или выполнения письменных работ ученик чего-то не понимал, она подходила и объясняла. Безмолвие в классе – таким я представляла себе монастырь. Иногда тишина казалась такой густой и плотной, что я со всей силы шаркала стулом по полу и шла точить карандаши или взять книгу, которая мне и не была вовсе нужна, лишь бы нарушить ее. Такой порядок был заведен из-за того, что ученики съезжались сюда со всей страны, школьные программы во всех штатах были свои, да и учились мы в разных классах, так что у каждого был собственный индивидуальный план. Было практически невозможно организовать работу так, чтобы один учитель одновременно преподавал десяти ученикам десять предметов. Наша программа соответствовала требованиям штата Монтана и христианской школы «Врата жизни» в Бозмене, куда мы ездили в ноябре и мае сдавать выпускные экзамены. Учебные планы разрабатывались отдельно для каждого ученика в соответствии с его целями и задачами. В общем, такое самообразование по всем предметам. Мне это подходило. Мне нравилось как следует «работать в собственном ритме», но многим приходилось тяжко, так что Бетани часами стояла над партой или сидела рядом, а иногда за отдельной партой, где, видимо, давала индивидуальные уроки тем, кто в этом нуждался.

Каждый понедельник первым делом она выдавала всем целую пачку упражнений и заданий на понимание текста, составленных так, чтобы они соответствовали требованиям штата. Свое задание для каждого класса. Для выполнения домашней работы мы брали учебники в библиотеке – снимали книгу с полки одного из четырех книжных шкафов. Там можно было найти старые издания учебников, энциклопедии, некоторые справочники, на одной полке была собрана классика, две или три занимали книги по христианству и номера журналов «Христианство сегодня» и «Гайдпостс». Не знаю, чего уж я ожидала, но учебники в «Обетовании» мало чем отличались от тех, к которым я привыкла в Кастере. Книги по обществознанию и экономике вообще были теми же самыми. И хотя на глаза мне попалось несколько работ, отрицавших значение палеонтологических находок в установлении истинного возраста Земли, никак не связанного с Библией, и, что не удивительно, называвших эволюцию чушью, были там и другие. Я заметила сборник, куда вошли эссе ученых-евангелистов, одним из которых был Роберт Шнайдер. По сути, они примиряли науку и религию, утверждая, что можно верить в эволюцию, не ставя под сомнение теологическое положение о божественном происхождении Вселенной и всего в ней. Я просто обалдела, честно скажу. Интересно, кто же настоял, чтобы такая книга была на полке?

Когда мы не учились, мы несли дежурства: готовили, убирали или занимались евангелической деятельностью. С первыми двумя все было понятно, и я вскоре наловчилась готовить запеканки на двадцать с чем-то человек. У нас в ходу было несколько рецептов: один был с картофельными крокетами и консервированным супом, другой – с луком и гамбургерами, третий включал в себя консервированный суп, рис, курицу и горошек. Вытащить гигантский противень, на котором скворчало и побулькивало подрумянившееся блюдо, можно было только вдвоем, до того он был тяжелым. Еще мы готовили просто море пудингов из пакетиков, и тогда я вспоминала бабулю.