Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [80]
Преподобный Кроуфорд несколько раз останавливался, думал, что я захочу добавить что-то или спросить, но я этого не сделала.
Наконец он сказал:
– Я думаю, выскажу общее мнение: Майлс-сити – не лучшее место для тебя. И с точки зрения твоего душевного состояния, и со всех остальных.
Тут уж я не смогла сдержаться.
– При чем тут Майлс-сити? – спросила я, уставившись в пол.
– Здесь для тебя слишком много искушений, – ответил он. – Мы все считаем, что смена обстановки на некоторое время пойдет тебе на пользу.
– Кто – все? – Я наконец-то подняла глаза.
– Все мы, – ответила Рут, перехватывая мой взгляд. Веки у нее опухли, тушь расплылась. Здравствуй, грустный клоун тетя Рут, давно не виделись.
– А как же бабуля?
Лицо Рут сморщилось, и она опять едва не зарыдала, но преподобный Кроуфорд подоспел ей на помощь:
– Твоя бабушка хочет для тебя самого лучшего, как и все мы. Дело не в наказании, Кэмерон. Я надеюсь, ты понимаешь, насколько это серьезно.
– Я хочу поговорить с бабулей, – быстро сказала я и встала, собираясь спуститься вниз.
Рут тоже встала и резким громким голосом выкрикнула мне прямо в лицо:
– Она не желает говорить об этом! Ей просто дурно от этого всего, дурно! Как и нам всем!
Если бы она влепила мне затрещину, эффект был бы тем же. Во всяком случае, Рэй и Кроуфорд оба разинули рты, будто она так и сделала. Я вернулась на место, и мы продолжили беседу. Все решилось в течение часа. Рут отвезет меня в школу христианской молодежи «Обетование Господне» в следующую пятницу. Я проведу там как минимум один учебный год, то есть два семестра с перерывами на рождественские и пасхальные каникулы. А дальше – посмотрим.
Перед тем как уйти, пастор Кроуфорд прочел длинную молитву, в которой просил Бога исцелить меня, затем он обнял нас всех, даже меня. И я не стала сопротивляться. После этого он вручил мне большой конверт из желтой бумаги со всякими бланками и правилами приема, которые преподобный Рик переслал ему по факсу. Мое содержание в «Обетовании», девять тысяч шестьсот пятьдесят долларов в год, будет оплачено из тех денег, которые остались от родителей, а также специального образовательного фонда, созданного ими для меня. Все очень просто.
Часть III
«Обетование Господне»
1992–1993
Глава 13
Наше первое официальное знакомство с христианской школой и центром реабилитации «Обетование Господне» состоялось под руководством Джейн Фонды. Мы провели в эмбриомобиле целых шесть часов, прежде чем добрались туда. Шесть гребаных часов, не считая короткой остановки у «Гит-энд-сплит» в Биг-Тимбере, когда Рут решила заправиться и подкрепиться, ну и заодно позволить мне заскочить в туалет. Сама она не пошла. Она как верблюд – всё в себе.
В те времена в Биг-Тимбере был единственный на всю Монтану аквапарк, который располагался как раз вдоль нашего шоссе. Когда мы проезжали мимо него, я вытянула шею, чтобы поглазеть на причудливо извивающиеся горки, зеленые, как зубная паста, которые возвышались над кубометрами неестественно синей воды. В парке было битком.
Стояла последняя по-настоящему теплая неделя августа, и даже из окна нашей машины я чувствовала деловитую сосредоточенность детворы, заполнявшей бассейн. Как и всегда в эту пору лета, постепенно переходящего в раннюю осень, все, что тебе остается, пока не исполнится восемнадцать, это посасывать фруктовый лед, плескаться так, чтобы от хлорки защипало в носу, лупить полотенцем какую-нибудь миленькую девчонку, пережарившуюся на солнце, и надеяться на следующий июнь, когда все повторится вновь. Я повернулась на своем сиденье и смотрела назад, пока зеленые змеи горок не скрылись из виду. На фоне гряды черных до лиловизны Скалистых гор они выглядели слишком футуристично, словно в фантастическом фильме, как будто кто-то нарисовал их на заднике, предназначенном для школьной постановки, но они оказались явно не к месту.
В «Гит-энд-сплит» Рут купила палочки моцареллы, шоколадное молоко и упаковку «Принглс». Причаститься этих святых даров было предложено мне, когда мы вернулись обратно в эмбриомобиль.
– Ненавижу чипсы с луком и сметаной, – сообщила я приборной панели, на которой лежали мои ноги, пока Рут не столкнула их вниз.
– Но ведь тебе нравятся «Принглс»? – При этих словах Рут потрясла коробкой в воздухе.
– Терпеть не могу сметану и лук. Гадость. Все лесбиянки так считают. – Я подула в соломинку, воткнутую в упаковку шоколадного молока, отчего там началось бурление.
– Не произноси больше это слово. – Рут закрыла чипсы крышкой.
– Какое именно? «Лук»? Или «сметана»? – наигранно засмеялась я, глядя на свое отражение в зеркале заднего вида.
После того как все раскрылось, мое отношение к Рут постепенно менялось. Сначала мне просто было нечего сказать, но не прошло и недели, как я ее возненавидела. Всерьез и надолго. Она же, наоборот, стала не в меру разговорчивой и с большим оптимизмом смотрела на сложившуюся
