Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [5]

Я занималась с семи лет, но только прошлым летом у меня стало получаться по-настоящему. Я наконец-то поняла, как правильно делать выдох под водой, нашла нужное положение головы и перестала шлепать ладонями по воде при каждом гребке. Тед говорил, что я почувствовала свой ритм. На всех соревнованиях в штате я обязательно что-то выигрывала, и теперь Тед возлагал на меня некоторые надежды. Надо сказать, положение было не ахти: опасное это было дело – не оправдывать ожиданий нашего тренера. После тренировки он проводил меня к берегу, обнял за холодные от озерной воды плечи, и рука его показалась мне особенно горячей и тяжелой. Голой кожей я чувствовала волосы у него под мышкой, густые и мерзкие, как шерсть животного. После мы с Ирен не могли говорить об этом без смеха.

– Никаких подружек завтра, ладно? – Он повысил голос, так чтобы Ирен расслышала его слова. – Оставь два часа в день только для плавания.

– Ладно, – смущенно пообещала я. Мне было неловко, что меня отчитывают на глазах у Ирен, пусть и не всерьез.

Он улыбнулся своей фирменной улыбочкой, чуть заметной и хитрой, как у мультяшной лисы с коробки сухих завтраков, и слегка потрепал меня по спине своей тяжелой рукой.

– Ладно – что?

– Завтра только плавание, – ответила я.

– Умница. – Он на секунду сжал мои плечи, как всегда делают тренеры, и ленивой уверенной походкой зашагал в сторону раздевалок.

Обещание несколько завтрашних часов не думать ни о чем, кроме плавания – всех этих переворотов, взмахов и погружений, – далось мне удивительно легко.

* * *

Бабушка включила дневной повтор «Она написала убийство» и, по обыкновению, задремала, а мы с Ирен уже видели эту серию, поэтому тихонько вышли, оставив ее отдыхать в кресле. Во сне она чуть слышно посвистывала, этакая хлопушка-свистушка при последнем издыхании.

Мы залезли на тополь, а с него перебрались на крышу гаража, у которого он рос. Родители постоянно твердили мне, чтобы я не смела этого делать. Там все было залито расплавленным битумом. Не успели мы и шагу ступить, как наши шлепанцы тут же погрузились в вязкую жижу. Подошва Ирен прилипла намертво, и она, не удержавшись, рухнула, обжигая выставленные вперед ладони.

Когда мы спустились на землю, шлепанцы у нас были все в битуме. Мы поболтались по двору, прошли между домами, остановились поглазеть на осиное гнездо, потом несколько раз спрыгнули с верхней ступеньки крыльца на землю. Попили воды из шланга. Мы делали что угодно, лишь бы не заговаривать о том, что случилось вчера на сеновале, о том, что мы обе хотели повторить. Я ждала, не сделает ли Ирен первый шаг. Не сомневаюсь, она ждала от меня того же. Мы обе отлично играли в эту игру. И могли продержаться очень долго.

– Расскажи мне ту историю про твою маму на озере Квейк, – попросила Ирен, плюхаясь в шезлонг. Она перекинула свои длинные ноги через подлокотник, так что тяжелые и липкие от смолы тапки едва держались на кончиках пальцев.

Я устроилась прямо напротив нее и попыталась усесться по-турецки, только вот солнце так раскалило плиты патио, что ноги у меня просто пылали. Пришлось сменить позу: подтянуть коленки к груди и обвить их руками. Чтобы разглядеть Ирен, мне приходилось щуриться, но даже тогда все, что я видела, – это какой-то смутный темный абрис и огромный белый шар, в который превратилось солнце, скрытое ее головой.

– Маме суждено было погибнуть в 1959 году во время землетрясения, – начала я, прижимая ладонь к плитке и тем самым перекрывая путь черному муравью, который что-то куда-то тащил.

– Нет, не так же начинается. – Ирен позволила шлепанцу соскользнуть с ноги. Потом сбросила и второй, чем напугала муравья, решившего, что лучше ему с нами не связываться.

– Ну вот сама и рассказывай. – Я попробовала загнать муравья себе на палец, но он замер. Окаменел. А потом все-таки отправился в обход.

– Ну давай, – сказала Ирен, – не будь такой задницей. Давай так, как всегда.

– Был август. Мама с бабушкой, дедушкой Уинтоном и тетей Рут пошли в поход. – Я нарочно говорила без всякого выражения, да еще и слова тянула, как мистер Обен, учитель, которого презирали чуть ли не все пятиклашки.

– Ой, нет. Знала бы, что такой отстой выйдет, не просила бы. – Ирен вытянула ногу и попыталась кончиком большого пальца подцепить упавший шлепанец.

Я оттолкнула оба шлепанца туда, где ей их было не достать.

– Ладно, детка, ладно. Слушай же. Однажды они пошли в поход к Йеллоустоуну. Собирались встать лагерем у Рок-Крика. В тот день они уже начали устраиваться.

– В какой день? – спросила Ирен.

– В какой-то августовский день, – отозвалась я. – Я должна бы помнить, но что-то забыла. Бабушка Уинтон занималась обедом, мама с тетей Рут ей помогали, а дедушка собирался на рыбалку.

– Расскажи про удочку, – потребовала Ирен.

– Я и собираюсь, если ты перестанешь меня перебивать, – огрызнулась я. – Мама всегда говорит, что, если бы дедушка успел закинуть свою удочку, они бы остались там. Им бы не удалось заставить его и стронуться с места. Коснись она воды – и все.

– Ой. У меня до сих пор мурашки по телу всякий раз, как начинается эта часть. – В доказательство она протянула мне руку, но, как только я дотронулась, между нами словно искра пробежала, и я тут же отстранилась. То, о чем мы обе знали, напоминало о себе.