Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [42]
– Она пытается вернуть все на круги своя во имя семьи, – сказала Рут. – Отважная женщина.
Однако цементом, скреплявшим родственные узы Тейлоров, была Коули, красивая, умная и очень предприимчивая девушка, которую, по словам тети Рут, все любили.
– Я рада, что вы подружились, Кэмми, – сказала Рут, глядя на меня через зеркало заднего вида, что ей очень нравилось. – Она, похоже, весьма целеустремленная молодая леди, и, возможно, если вы узнаете друг друга получше, тебе не захочется проводить столько времени с Джейми и его приятелями…
– Джейми – мой лучший друг, – перебила я ее, глядя в зеркало. – Я даже толком ее не знаю, мы видимся исключительно на биологии.
– Ну а вдруг, – парировала Рут.
– Это уж вряд ли, – ответила я, потому что так было проще, чем снова объяснять обычаи, принятые школьницами, бывшей капитанше чирлидерш. Я полагала, что Коули подвезет меня в следующую среду и нам обеим будет немного неловко, хотя она и будет очень мила. А на следующей неделе она вскользь упомянет, что ей надо кое-куда заскочить перед занятиями в молодежном клубе, и спросит, не может ли тетя меня подбросить. Так, пожалуй, и закончится эта навязанная дружба. Я размышляла об этом, лежа в кровати, но решила, что, пожалуй, оно и к лучшему. Закрыв глаза, я увидела Коули, потягивающую свой чай. Потом я открыла глаза, но она никуда не исчезла, и мне еще мучительнее захотелось, чтобы я всегда могла смотреть на нее.
Глава 8
Только в марте, когда в воздухе еще чувствуется дыхание зимы, а бегуны уже вовсю тренируются на улице, я перестала ждать, что Коули прекратит ссылаться на какие-нибудь исключительно важные дела, лишь бы отделаться от меня. К тому времени они с Бреттом практически удочерили меня, хотя мы были ровесниками. Единственная проблема заключалась в том, что чем больше времени я проводила с ними в укромном уголке «Пицца Хат», где мы соревновались в стрельбе по всевозможным мишеням обертками от соломинок, или на верхнем ряду кинотеатра, смотря всё без разбора (на коленях у Коули всегда было ведерко попкорна), или катаясь по какому-нибудь захолустью в потрепанном джипе Бретта с AC/DC, которые он врубал на полную катушку, тем больше я влюблялась в Коули Тейлор. Самое удивительное, пожалуй, в том, что Бретт тоже мне нравился. Временами самые разные мелочи вызывали у меня приступы ревности: вот Бретт берет Коули за руку, когда мы переходим улицу, а вот и Коули треплет ему волосы на затылке, пока мы куда-то едем, Бретт, разумеется, за рулем. Но поначалу мне довольно было просто находиться с ней рядом, знать, что я могу ее смешить, что было не так-то легко – она была не из хохотушек, но дело того стоило.
Начался сезон выпускных с нескончаемым потоком разноцветного конфетти, атласных вечерних платьев и мерцающих звезд на фоне «Звездной ночи» Ван Гога. Поклонники гранжа и фланелевых рубашек, составлявшие малочисленную, но влиятельную часть выпускного класса 1992 года Кастерской окружной старшей школы, встретили его довольно холодно. Гранж просочился и в мой класс: одни постоянно играли в сокс, другие поливались пачули[10]. Но в основном эта болезнь поразила выпускников. Многие из них, уже почти совсем взрослые, давно получили письма с подтверждениями о поступлении в колледж, которые висели на почетном месте в их спальнях. Они бунтовали против машин, мытья волос, поиска обуви, подходящей к наряду, фонтанчиков с пуншем и больше всего против торжественного шествия парами через практически бывший для них актовый зал старшей школы, которой совсем скоро они скажут последнее прости. Я разделяла их чувства, и у меня в шкафу висела целая коллекция фланелевых рубашек, я просто не была закоренелым гранжером. Однако, когда администрация объявила об обязательном дресс-коде (в ответ на передававшиеся в коридорах сплетни, что несколько выпускников-гранжеров планируют прийти на выпускной босиком и в мешковатых свитерах из конопли), большинство старшеклассников их поддержало. И ребята из БФА, и спортсмены, и даже ботаники из студсовета – все выступили едином фронтом, объявив открытый бойкот выпускного вечера.
Ожидание низких сборов, плюс неудачные попытки младшеклассников внести свой вклад, подрабатывая мытьем машин и продажей выпечки (было собрано куда меньше, чем нужно для такого мероприятия), привели к беспрецедентному в истории Кастерской окружной старшей школы решению: девятиклассникам и десятиклассникам было позволено прийти на выпускной бал при условии, что на них будут вечерние костюмы. Билеты продавались по очень справедливой цене (билет на двоих – всего десять долларов).
– Ты тоже идешь, Кэм! – Коули материализовалась из воздуха рядом с моим шкафчиком сразу после последнего урока как раз тогда, когда я собиралась идти на тренировку. Во всяком случае, выглядело это именно так. Занятия на сегодня закончились, весна только-только начала вступать в свои права, и в три пятнадцать по школьным коридорам хлынул поток опьяненных близкой свободой учеников. Он катил к дверям, лишь на секунду выбрасывая из себя ученика, которому надо было что-то взять из шкафичка или, наоборот, убрать туда, а потом вбирал его обратно и увлекал дальше. Все это словно было срежиссировано, каждое движение выверено, каждый звук: хлопок, грохот металлических дверей, громкие выкрики «позвони мне» или «гребаный тест по химии» раздаются в точно назначенное для них время; резкий запах только что зажженной сигареты, как только выйдешь за дверь; рев музыки, доносящийся из открытых окон, визжание шин, когда машины срываются с места на студенческой парковке, – я любила задержаться у своего шкафчика на несколько минут, чтобы окунуться во всю эту суету, перед тем как отправиться на тренировку. Но сегодня рядом со мной стояла Коули.
