Неправильная - [87]

— Это жизнь, Настя. Люди приходят и уходят, нужно думать лишь о себе и своем благополучии. Всегда будь леди и держи марку! — женщина задумалась и отвела взгляд, посему не могла заметить, с каким презрением я восприняла ее слова, когда та закончила свое умозаключение: — Хотя… По сути, скорбь тоже признак эгоизма. Ведь мы переживаем не за человека, а за себя. Это нам больно, горько, обидно… А ему уже все равно, понимаешь?

Не мне судить, права ли была последняя жена отца, но ее слова, словно острое стекло, прошлись по сердцу, заставив поморщиться от вполне физической боли. Хотелось закончить этот разговор и как можно быстрее.

— Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить? — развернувшись полностью к Анне лицом, я впервые так близко и пристально оценила ее сегодняшний образ. Потекший макияж прорисовывал реальные участки кожи, словно обнажая ее неидеальную красоту. Теперь облик женщины не казался таким кукольным и молодым. Это скорее была старуха, которая сделала сотню операций по подтяжке, изменила форму носа, глаз, увеличила скулы и даже подкачала губы. Ранее умелый макияж и способность держать себя в руках скрывали это, но сейчас контраст «до» и «после» был разительным.

— Да, Настенька… — ласково пропела она, взяв меня за руку. — Я не имела возможности выразить тебе свое сочувствие. Не знаю, как передать… Мне безумно жаль, что Димы больше нет. Эта потеря будет разъедать мне сердце до самой смерти.

Несмотря на высокопарные фразы и не совсем точные предложения, Анна казалась вполне искренней, позволяя новой порции слез смыть остатки макияжа. Почувствовав себя неблагодарной идиоткой, я погладила ее руку и честно сказала:

— Простите… Я чертовски бестактна! Вы ведь тоже потеряли… мужа… Мне очень жаль, что ваше счастье с отцом было столь коротким.

— Да, да… Спасибо, дорогая, — оборвала она меня, словно разговоры о «проблеме» были для нее слишком болезненными или просто надоели. Она осторожно кивнула на отца, а затем продолжила: — Ты, наверное, уже знаешь про завещание? Дорогая, я была не в курсе… Он хотел поразить меня, но совершенно точно не собирался умирать и тем более оставлять тебя на произвол судьбы.

Тема наследства отца больно кольнула в самую душу. И дело было не в деньгах и фамильных драгоценностях или загородном доме, который вот уже пять поколений передается «из рук в руки» по линии Валевски. Нет. Дело было только в папе, который думал о чем угодно, только не о возможном благополучии дочери.

Даже в детстве я замечала, что другие родители переживают за своих детей: дают салфетки в школу, наставления, провожают, если стемнело, и обнимают, если грустно… Наша жизнь состоит из мелочей, которых у меня не было. Возможно, я и вовсе не жила?

— Ты даже не думай, я не оставлю тебя без средств к существованию… Но есть тема посерьезнее и важнее! — тем временем продолжила Анна. — Ты должна бросить Пола Моргана и срочно!

Охнув от такой наглости, я подняла взгляд на чужую женщину, глаза которой выражали почти пугающую решимость. Мне было почти смешно говорить ей вещи, который обычно разумеются сами собой:

— Увы, но это только моя жизнь и лишь мне выбирать, с кем быть, а с кем — нет. Даже если брать в расчет, что вы теперь моя юридическая родственница, это ничего не меняет.

— Ты не понимаешь… — женщина устало прикрыла глаза, а затем отвела их в сторону и, склонившись в моему уху, принялась быстро нашептывать: — У меня серьезные сомнения насчет смерти твоего отца. Не верится, что человек, способный выпить за вечер две бутылки скотча, не моргнув и глазом, вдруг подавился первым же стаканом! — глаза пытливо заглянули в мои, чтобы задать главный вопрос: — Настенька, ты ничего не знаешь на этот счет?

По сути, мне было что ей сказать, но почему-то внутренняя преграда не позволяла быть честной с этой женщиной. Стоило открыть рот для признания, как застала отца с пеной у рта в своем кабинете, как тут же прихлопнула его и осторожно ответила:

— Но ведь следствие установило…

— Следствие! — выплюнула Анна. — Следствие подстраивается под того, кто платит больше. А кто в нашем случае платит больше?!

Сделав эффектную паузу, женщина самодовольно уставилась на меня, словно раскрыла преступление века за пару минут и теперь ждала лавров и признания. Я поняла лишь одно:

— Вы подозреваете Моргана, так?

— Настя… — взвыла она, теряя свое самообладание и снова представая в образе измученной хирургами старухи. — Ну как же ты не понимаешь, глупенькая моя? Он купил тебя у Димы, брал силой, заставлял жить с собой против воли…

Слушать это вновь стало противно, словно кто-то отчаянно пытался отодрать корку поджившей раны, больно и бессмысленно. В этот раз я не стала убеждать себя остаться и решила выяснить все раз и навсегда:

— Когда я пришла и рассказала вам это, вы, кажется, не сильно были против подобного обращения с девушкой, хоть и говорили, как не нравится вам Морган. А теперь что изменилось? Чем он заслужил вашу внезапную неприязнь? Простите, но чужие домыслы и грязные сплетни над гробом отца я обсуждать не собираюсь. Если хотите, мы с Полом ждем вас на кладбище через полчаса. Нет? Тогда увидимся у адвоката.