Непознанная Россия - [4]

Мне всегда казалось, что Архангельск — это где-то на краю света. Хотелось узнать, что там за жизнь, какие люди, хотелось в нем побывать. И вот мечта моя исполнилась, еще одна точка нанесена на карту моего опыта. Каждый раз бывает немного жаль заменять мечту реальностью — когда-то и Кавказ был для меня лишь именем, за которым чудились безграничные возможности, а потом я поехал туда и узнал, что там на самом деле. Я почти завидую тем домоседам, для которых Европа, земной шар остаются неизведанными.

Думаю, если путешественник повидал какой-то край, описал его и сказал сам себе: "Вот он, этот край, и вот он что собою представляет", он этим согрешил против Святого Духа. У каждого города есть душа. Остановись в архангельской гостинице и ничего не увидишь, соверши поездку по России и получишь не больше, чем представление о местном колорите, а его способен предоставить любой современный романист. Многолюдье, кипучая, бросающаяся в глаза жизнь — всего лишь видимость, а неведомое — оно повсюду, прячется за легко узнаваемым.

Что такое Архангельск, этот таинственный город? Почти неохраняемый порт заполнен судами под флагами многих стран. Говоря языком детей, ты "на верхушке Европы". Широкое, низкое небо не бывает полностью ясным. По нему, как по лугу, ходят облачка, похожие на вытянутых овец и коров. Лучи солнца окрашивают их алыми и багровыми красками.

Когда в первый свой вечер я в одиннадцать часов возвращался с паломнического судна, все еще стоял ясный день. Улицы были пустынны, все спали. Город казался покинутым, дома необитаемыми. Ощущения были очень странными, ведь ярко светило солнце, а разум говорил мне, что оно не может сиять в такое время суток, что день не может следовать за днем без перерыва на темноту и отдых. Пестрившая множеством мачт река придала мне уверенность, ведь в покинутом городе не бывает кораблей. Но и корабли оставались недвижными, а быстрое течение, казалось, стихло. Даже облака в небе, и те отдыхали, дивясь, что ночь все не наступает.

Белая ночь оказалась реальностью. В двенадцать часов было так же светло, как в одиннадцать, и в час ночи читалось не труднее, чем в час дня.

Я сидел на высоком берегу неподалеку от домика царя Петра и смотрел на солнце. Оно стояло, подобно обручу, на поверхности Белого моря, и его свет струился вверх, не понять, то ли закат, то ли рассвет, багровые лучи скользили по волнам зачарованной реки. Далеко на западе посреди сосен неясно, сквозь дымку, виднелись высокие белые стены церкви. В ночи была добрая, мягкая, чудесная тайна. Природа сидела в задумчивости, подперев голову руками, а человек ощущал себя посреди мира и покоя, лицезрея облик Святой Руси; такой был свет вокруг, текучий, преображающий тьму, свет от слияния множества нимбов, свет мечты...

Ночь соотносится с днем, как смерть с жизнью. Как у Рихтера: "Миры один за другим стряхивают мерцающие души над океаном смерти, как водяной пузырек рассыпает по волнам плавучие огоньки".

А город спал, как будто стояла темнейшая южная ночь. Чтобы увидеть, понять видение ночи, надо поднять внутренние веки, тогда в зеркале души отразится сияние белых крыльев в воздухе. Я легко вздохнул и отдал свое сердце России. Россия — женщина. В ее глазах сосновые леса и

неизведанная тьма; в руках у нее — цветы. Россия — мать народов, святая, что сидит дома и молится за нас, пока мы, миряне, суетимся в ярком свете дня.

"Россия, какая она для вас? — спросил меня на следующий день мой новый знакомый, Василий Васильевич. — Не говорите "хорошая", "плохая", "интересная", вы понимаете, о чем я".

"Россия для меня — древняя, благоухающая, меланхоличная черная земля", — отвечал я.

~

Глава 3

ПЕРЕПЛЕТЧИКОВ

Василий Васильевич Переплетчиков относится к художникам новой школы. Он называет себя "импрессионистом" и, как любой русский художник, пишет не столько то, что доступно глазам, сколько то, что видно душе, чтобы тому, кто созерцает картину, передалось настроение природы, которое уловил художник. Прерафаэлит изображает то, что видят его глаза, живопись импрессионистов служит скорее вехой воображению. Василий Васильевич пишет Север таким, каким он его чувствует, и я уверен, что любой посетитель английской Академии художеств не принял бы его картин, заявив, что такое невозможно никогда и нигде. Тем не менее в галереях Москвы и Петербурга полно таких картин, а русское искусство — искусство импрессионизма. Важно не "что", а "как". Художник полностью свободен от традиций и условностей, он пользуется материалом так, как ему хочется. Создаваемые им образы ничего не скажут тому, кто смотрит только глазами. Чувство передается так же, как переносятся семена дикорастущих цветов — случайно, смысл ухватывается сразу, целиком, а отнюдь не путем методических усилий.

Переплетчиков — заметный московский художник, и одно то, что его живопись широко известна, говорит многое о здешней интеллигенции. Живопись его полна поэзии и печали. Холодные дремлющие сосны, багровые и лиловые отсветы на небе и реке, старые серые избы, старые церкви. В его картинах зима немилосердно обходится с землей, летние пейзажи полны грусти, а в картинах, посвященных белым ночам, природа, кажется, сожалеет о темноте.