Неповторимое. Книга 2 - [57]

Что же касается определения характеристики рубежа с момента смерти Сталина и особенно с проведения XX съезда нашей партии, то это было началом не реформизма, а развала нашей мощной державы во всех основных областях, цементирующих государство. И это неопровержимо подтвердила жизнь.

Конечно, в день похорон Сталина, когда мы стояли строем на Красной площади и наблюдали за всем происходящим, ни о чем таком мы и думать не могли. У всех на душе было тяжело в связи с этой действительно невосполнимой утратой. Наверное, все думали об одном и том же: а как сложится дальнейшая судьба нашего народа, который сделал нашу Державу под руководством советских предводителей и, в первую очередь, Сталина Великой.

Но мы не могли в то время предположить даже десятой доли того, что произошло за последующие 40 лет! Пресмыкающиеся перед Западом говорят: с этого временного водораздела началась оттепель. Какая? Ведь и при гниении тоже исходит тепло — вместе со смрадом и разложением, развалом. Если речь идет об этом, то верно: хрущевская «оттепель» стала предвестием горбачевско-ельцинского развала, разлома государства.

Мы стояли в строю и думали о судьбе страны, о нашем народе, о наших семьях, о себе. Думали обо всем этом, но не предполагали, что нас впереди ждет еще невиданная борьба, что мы станем свидетелями пренебрежительного отношения власти к армии и к народу в целом.

Траурный митинг на правах председателя Правительственной комиссии по организации похорон открыл Хрущев. Первым он предоставил слово Маленкову. Глядя на вождя, который уже был по ту сторону мира, хотя дух его присутствовал среди нас, он сказал, что наша партия, советский народ, все человечество понесли тягчайшую, невозвратимую утрату, что глубокую скорбь советского народа разделяет все передовое и прогрессивное человечество. И перечислил главные заслуги вождя перед социалистическим государством, перед народом и коммунистической партией.

Прощай, наш учитель и вождь, наш дорогой друг, родной товарищ Сталин! — заключил он сердечно.

Затем выступил Л. П. Берия и, наконец, В. М. Молотов, самый близкий, на мой взгляд, соратник Сталина. Его речь была особенно сильной и мужественной перед лицом нашей великой потери.

Во всех выступлениях отдавалась благодарная дань великому человеку, его деяниям на благо всей страны и народа. Никаких истерик и пустых славословий. Речь каждого из выступавших была обращена в будущее. Они призывали народ к бдительности и сплочению, дали клятву, что партия не изменит курса и поведет народ по верному пути.

Траурная церемония окончена. Тело И. В. Сталина внесли в Мавзолей. После небольшой паузы, отдавая последние почести вождю, по Красной площади прошли четким строем войска Московского гарнизона, в основном — военные академии…

Добравшись домой, мы выпили по чарке за упокой. И еще много, много дней и в кругу слушателей академии, и в кругу семьи и друзей обсуждали эту утрату, тем более что в газетах продолжали публикацию телеграмм, писем, обращений по поводу смерти Сталина. Они шли со всех концов Земли — от правительств зарубежных государств, от различных трудовых коллективов нашей страны, множество частных писем. Естественно, в печать попала только небольшая часть писем — полностью их не смогли бы напечатать даже все газеты Советского Союза, столь велико было горе простых людей во всех странах мира. Но и те, что были напечатаны, поддерживали дух народа.

Через 40 дней мы с группой слушателей пошли к Мавзолею. Над входом в него на мраморном фронтоне было выбито в две строки:

ЛЕНИН

СТАЛИН

Мавзолей был закрыт. Как объявили, доступ будет открыт к ноябрьским праздникам.

В этот же день мы со своей маленькой семьей — жена, двухлетний сынок и я, а также проживающий в нашем переулке слушатель нашего курса академии подполковник Игнатьев с женой сходили на кладбище Новодевичьего монастыря к могиле Надежды Аллилуевой — нам хотелось хоть как-то отдать дань памяти Сталину.

Наверное, под впечатлением от посещения могилы трагически ушедшей из жизни жены Сталина, мы невольно вспоминали все легенды, что бытовали вокруг смерти Аллилуевой и ее похорон. Поскольку эти события произошли в бытность учебы моего отца в Промышленной академии, где в свое время, как я уже писал, училась и жена Сталина, то я, конечно, поведал моим спутникам рассказ моего отца, который, состоя в партийном активе академии, мог располагать определенными сведениями.

Известно, что Надежда Аллилуева по характеру была холериком, с неуравновешенным характером. В то же время была очень восприимчива ко всем жалобам. Естественно, этим кое-кто пользовался. Кстати, жена Калинина и жена Молотова — Полина Жемчужина нашептывали ей, что Сталин недостаточно внимателен к некоторой категории интеллигенции и что надо было бы ему сказать, чтобы он рассмотрел этот вопрос.

Аллилуева не нашла ничего лучшего, как «выпалить» это все во время товарищеского ужина в узком кругу в Кремле. Как и следовало ожидать, Сталин на этот выпад ответил, что это не их, женщин, дело, а дело Политбюро и вмешиваться в эти вопросы не следует. Аллилуева вспылила, встала и ушла. Придя к себе на квартиру, взяла пистолет и застрелилась. Кстати, этот пистолет, миниатюрный браунинг, подарил ей брат первой жены Сталина Екатерины Сванидзе, умершей в молодости, Алеша Сванидзе. Он же одновременно подарил Сталину бритву — большое открытое лезвие, изготовленное немецкой фирмой «Золинген». Сталин каждый раз, когда брился, говорил: «Немецкая бритва… Надо ее выбросить. Но жаль — хорошо и мягко выбривает».