Непостижимая Шанель - [14]

Эта фотография рассказывает нам о детстве Габриэль больше, чем любые подробные описания. Так жили и выглядели только Жанна и люди одного с ней положения. На улицах в те времена, за исключением, быть может, чесальщиц матрасов, стригальщиц собак и бродячих цыган, не было женщин, занимавшихся столь же нищенским трудом, как Жанна. Вглядитесь в фотографии Атже, посмотрите глазами фотографа, какой хвастливый вид у разносчицы хлеба в накрахмаленном фартуке, как уютно чувствует себя продавщица цветов в кофте и чепце, как тепло укутаны ее плечи сложенной вдвое шалью. Тогда как Жанна… Вся нищета заканчивающегося XIX века сосредоточена в этой сидящей на земле женщине, предлагающей свой жалкий товар, и изменить этого нельзя.

Нищета Жанны сквозит в уклончивом, разоблачающем взгляде, в улыбке, которая и не улыбка вовсе, — через двенадцать лет, при выходе из шахт, английские мальчишки-рабочие будут так же принужденно улыбаться братьям Люмьер, — ее нищета в усталом движении руки, застывшей на краю корзины, в фартуке, провисшем под тяжестью младенца, которого не на кого оставить и которого постоянно приходится таскать с собой, в голодных глазах этого ребенка, его криках, усталости, сонливости… А за первым ребенком — сразу же второй, снова голод, снова крики, после Жюлии — Габриэль. Но кое-что нам все же придется вообразить: как влиял на ребенка, как ласкал его невинное тельце чудный свет Сомюра, преображавший все вокруг… И наконец, замечу, что, сколь бы невероятным это ни казалось, на будущее этой девочки неумолимым образом повлияет то, что ее современникам представлялось пороком, — нищета ее семьи.

К бедности в ту эпоху относились с презрением.

Какой будет жизнь Габриэль? Мне скажут, что, заговаривая об этом, я предвосхищаю события. Мне скажут… Впрочем, неважно, что скажут, ибо в облике Сомюра, каким он был в день рождения Габриэль, угадывается вся ее будущая жизнь. Судите сами… Посмотрите, как жили, ничего не зная друг о друге, люди, составлявшие город, бывшие Сомюром в 1883 году, люди, которых не видит маленькая девочка, заснувшая у материнской груди. Прислушайтесь к жужжанию рынка, к ежедневным крикам торговок, убаюкивавших ее, прислушайтесь к нетерпеливому дыханию привязанных к двуколкам лошадей, к постоянному, ежечасному веселому позвякиванию шпор господ офицеров, одолевающих каменистые мостовые Бальзака. Посмотрите на них, как довольны они собой и своими сапогами. А вот иностранные курсанты, прежде всего русские, молодые Крезы, которые в один прекрасный день станут конными гвардейцами Его императорского величества. Полюбуйтесь, какие сказочные суммы, ошеломлявшие почтовых барышень, пересылались каждый месяц в Сомюр из Петербурга беспокойными матерями, поприсутствуйте на конкурсе по битью бутылок — шампанского, сударыня! — которые молодые люди даже не давали себе труда открыть, долго об этом будут помнить в кафе «Ренессанс». А вот и французы. У этих на уме только лошади и любовницы. Если бы уснувшая малышка высунула нос из пеленок! Возможно, она заметила бы коляску одной из этих… Посмотрите на сомюрских куртизанок, взгляните на них. Лучше пасть мертвым на поле брани, чем оказаться живым в постели одной из этих женщин. Семьи трепетали. А если молодой человек увлечется не на шутку? Дай Бог, чтобы в момент отъезда из Сомюра он смирился с необходимостью порвать свою связь. Его подбадривали, старались облегчить ему задачу. Что ты, что ты, мой мальчик, на этих женщинах не женятся. И он уступал любовницу товарищу, который обеспечивал покинутой тот же образ жизни и ту же коляску, обычно так и заканчивались сомюрские идиллии. После чего беспокойство утихало, и свахи снова принимались за дело.

Увы, не один офицер, не один молодой человек из приличной семьи дал себя одурачить. Ибо соблазн был велик. Отправиться в путь с оружием, любовницей и багажом под предлогом, что предстояло стать гарнизоном в Сетифе, а Сетиф, Бог ты мой, — всего лишь Африка, а уж в Африке… Почему бы и нет? Случались досадные прецеденты, когда молодые люди из лучших фамилий подавали дурные примеры. Так, три года назад господин де Фуко Шарль[2] был выпущен младшим лейтенантом. Кутила! Он отправился к месту службы с одной из этих… Сторонники приличий закрывали лица. Сетиф Сетифом, но это была любовная интрижка, грязь, и прекрасная партия потеряна. Ах, нет, эти женщины были недостойны любви…

Если бы дочь Жанны Деволь открыла глаза в ту минуту, когда одна из этих женщин проходила мимо, что бы она могла понять? А сама Жанна? Можно ли себе представить, что через двадцать лет такие же офицеры — ибо они никогда не менялись, — красавцы-кавалеристы, посещавшие те же кабаки, распевавшие те же песенки, легко относившиеся к любви, жизни и смерти, станут первыми любовниками маленькой, дремлющей девочки? Сделать из Габриэль одну из этих женщин? А что в этом дурного? Ведь они всегда существовали, разве не так? Роль развеселых юношей из хороших семей будет состоять в том, чтобы побудить ее стать куртизанкой, принудить ее к этому, убедив в том, что мечты ее недосягаемы, а стремления несоизмеримы с реальностью. Они постараются внушить ей страх перед самой собой и одновременно осознание непреодолимого расстояния между ней и ими, между ней и законным счастьем.