Непослушная игрушка - [16]

– И какой от этого толк, кроме тренировки?

Я огляделся по сторонам, затем снова закрутил восьмерки и сдвинулся к стене кузни, на которой на колышках висели всякие горшки, ведра и котелки. Несколько секунд, и во все стороны полетели обломки.

Кузнец дождался, пока я уберу нунчаки, и только после этого пошел осматривать итоги моего погрома. С глиняными горшками все было ясно и так, а вот искореженные ведра и котелки он осмотрел очень внимательно.

– Никогда бы не подумал, что две палки, соединенные цепочкой, можно использовать таким образом. Но общий принцип я понял.

С веревкой получилось более спокойно. Я немного повыделывался в духе Джеки Чана и китайских боевиков, но почувствовал, что кузнецу хочется похвалиться чем-то другим. Смотав веревку, взялся за простые черные ножны, плавно потянул нож и замер в недоумении. Нет, форму ножа кузнец выдержал строго. Рукоять легла в ладонь как родная, клинок одним видом внушал уважение, но вот качество… Я, привыкший к киношным сверкающим клинкам, увидел грубо выкованное железо, на котором отчетливо были видны следы молотка. Все серенькое, невзрачное. Я покосился на кузнеца:

– А поприличнее нельзя было сделать?

Тот насупился:

– Это как?

– Ну сделать аккуратно, наточить, отполировать.

– Тебе нужен боевой нож или красивая цацка перед девками форсить?

Я неопределенно пожал плечами:

– Одно другому не мешает.

– С девками разберешься сам. А этот нож – лучшее, что я делал! Хоть резать, хоть колоть, хоть рубить – одно удовольствие.

Я снова пригляделся к клинку и обратил внимание на режущую кромку.

– А почему заточка такая слабая?

– Потому что железо по краю особое – его, чтобы заточить как положено, неделю пользовать надо. Но и сейчас он режет – любо-дорого смотреть. А потом заточишь, как тебе нравится.

Я в сомнении провел пальцем по кромке и ощутил легкое покалывание. Что за ерунда? Уже более осторожно, касаясь совсем чуть-чуть, снова провел рукой вдоль кромки и заметил многочисленные искорки, проскакивающие между пальцами и лезвием. Кузнец тоже это заметил и вопросительно посмотрел на меня.

Я сам был удивлен не меньше. Статика, что ли? Хотя какая может быть статика, если на мне ни грамма синтетики, а нож – не заземленная батарея? Да и в этом случае проскочила бы одна искорка, а не целый веер. Был, правда, в моей жизни один забавный эпизод, который можно притянуть за уши к этому делу. По молодости, служа в армии, я однажды залез в одну очень интересную установку. Толком не проверил, отключено ли напряжение, а сразу потянулся к проводам. Тут меня и шарахнуло. От щупов остались только эбонитовые ручки, установка в дым, а я получил электрофобию. Несколько лет потом боялся даже батарейку на язык проверить. И часы у меня после этого больше трех месяцев не держались. Не ломались, а просто переставали работать. И статики на мне было раз в десять больше, чем у любого другого. Вроде мелочь, но, если тебя при прикосновении к любому прибору может ударить током, поневоле станешь мнительным. Но сейчас-то почему искры?

Кузнец продолжал настороженно смотреть на меня, и я попробовал оправдаться:

– Иногда у меня бывает переизбыток внутренней силы, и тогда вот такое и происходит. А может, это металл особый.

– Особый, – согласился кузнец. – Но со мной такого ни разу не было.

Он взял у меня нож, стал внимательно его рассматривать и вдруг удивленно протянул:

– Смотри-ка, синяя полоска появилась!

Я тоже пригляделся. Действительно, режущая кромка примерно на миллиметр сменила цвет на откровенно синий. Но не тот, который бывает, когда металл перекалили, а какой-то другой, приятный.

– Может, так и должно быть?

– Из-за того, что ты его в руках подержал? – хмыкнул кузнец.

Отойдя в угол, резко взмахнул ножом, и кусок шкуры, висевший на колышках для каких-то надобностей, распался на половинки. Снова осмотрев нож, зачем-то положил на стол кованый гвоздь чуть не в палец толщиной и рубанул по нему. Проводив взглядом разлетевшиеся половинки, снова осмотрел нож.

– Вроде ничего особенного, но такое у меня получилось впервые. И железо можно найти, и как ковать – я уже не забуду. Но нутром чую, что без твоих искорок все равно получится просто хороший нож, а не такое чудо…

С сожалением убрав нож в ножны, он протянул его мне:

– Забирай, пока я не передумал.

Мы немного помолчали, затем он принес из угла кузни посох. Снова черное дерево, низ окован железом, а навершие сделано в виде ребристого шара. Я несколько раз крутанул посох, приноравливаясь к его весу, и кузнец снова заулыбался:

– В твоих руках пострашнее меча будет… Особливо для тех, кто по глупости захочет обидеть «безоружного» странника. – На слове «безоружного» кузнец, не удержавшись, хмыкнул.

Заметив, что я пытаюсь собрать в кучу свое богатство, вытряхнул из замызганной сумки инструменты и протянул мне. Я закинул лямку сумки на плечо, взял посох, и тут дошло, что выглядеть буду странно – сумка и посох никак не соответствовали относительно приличной одежде.

– Может, и тряпье какое для одежды найдется?

Похоже, кузнец ждал чего-то подобного. Улыбнувшись, порылся среди вещей и протянул мне что-то вроде брезента или плотной мешковины. Натянув его на себя на манер пончо, подпоясался веревкой и почувствовал себя совсем другим человеком. Руки грязные, лицо неумытое, волосы забыли расческу и висят патлами, одежда – как у нищего. Пусть теперь эти падлы-киношники попробуют снять героическое кино!