Непоседы - [7]

- Опять сувениры покупать?

- Нет. Под Барабинском много озер. Дичи там видимо-невидимо...

- Мы не охотники!

- И еще славятся эти озера карасями. Таких карасей нигде в мире нет! В Барабинске на станции их жареными продают. Ох и вкусны!

С самой Тюмени начали поститься, копить аппетит на барабинских карасей. Приехали, повыскакивали из вагона, видят - и впрямь стоит множество лотков с жареной рыбой. Понабрали карасей и, естественно, на них набросились.

- До чего ж, девушки, вкусно. Никогда такой вкусной рыбы не ела. - Жаль, я только полкилограмма взяла!

Но по, мере утоления голода у девушек начали возникать сомнения.

- Посмотрите, девчата, у моего карася рот кривой.

- А у моего кости какие-то странные и глаза на одном боку.

- Девочки, да ведь это вовсе на караси!!!

- А что?

- Жареная свежемороженая камбала, вот что!

- Ну конечно, самая настоящая камбала! Потянули к ответу Землепроходца. У него губы и руки в масле. На ходу рыбину доедает и никакой беды не чует.

- Что ты, Вася, ешь?

- Сами видите, карася...

- Сам ты карась!

- Не карась, а карасище!

- Камбала барабинская!

- Карасей я сам под Барабинском ловил, а камбала в море добывается.

- Вот и объясни, как караси в камбалу превратились?

Объяснить этого даже Вася не мог. Тайну превращения знал один барабинский ресторан.

Вот, наконец, и тайга. Долго смотрели на нее, стараясь понять, почему о ней с таким уважением, даже волнением пишут в книгах. Обыкновенный лес, только очень длинный. Решили, что ничего страшного в тайге нет. Даже заблудиться невозможно, если знать, где север, где юг. Оказался на севере - иди на юг и обязательно к железной дороге выйдешь. Вася Землепроходец попробовал было спорить, но ему напомнили барабинских карасей...

4.

Шестая вагонная ночь ознаменовалась происшествием не только ничуть не забавным, но даже трагическим.

В мужском отделении тоже действовали свои маленькие законы, но здесь нашелся человек, не желавший признавать вообще никаких законов, ни самых маленьких, ни самых больших. Направил его в Сибирь не Иван Ильич, а другой уполномоченный, из числа тех, кто видит не человека, а "одежку" и не умеет отличить орла от коршуна.

Из всех ребят, ходивших в простых темных ковбойках, этот парень выделялся щегольством: шелковой рубахой, хромовыми сапогами, золотым кольцом на пальце и заботливо подстриженными усиками.

Попробовали ребята над кольцом и усиками подтрунить, но сразу осеклись. Выслушав насмешки, щеголь обвел всех необычайно спокойным, точно пустым взглядом холодных серых глаз и сказал:

- Эх вы, рабочая сила!

В словах "рабочая сила" ничего оскорбительного, собственно, не было, но пренебрежительная ирония, с которой они были произнесены, глубоко всех обидела.

- А ты сам кто? Не такая же рабочая сила?

- Кто я - про то мои документы знают, и это не ваше собачье дело. Поняли?

Вот и поговори с таким!

По документам усатый парень значился экскаваторщиком Николаем Хохряковым, но многим ребятам не верилось, чтобы он был механизатором.

- Экскаваторщик, а руки, как у бухгалтера, белые...

- Бережет их. Фасон давит.

- Зачем он в Сибирь едет?

- Черт его знает. Может, от алиментов убегает.

Еще в первый день дороги, когда проезжали Мичуринск, двое из ребят вернулись из буфета пьяными и с ними пришлось возиться. Наутро их отругали и тут же вынесли решение: в дороге ни под каким видом не пить. Маленький закон о трезвости тем легче было выполнить, что у ребят с деньгами было еще хуже, чем у расчетливых и некурящих девушек. У всех, кроме Николая Хохрякова. Не водя ни с кем компании, он заходил в буфеты и рестораны, не отказывал себе ни в вине, ни в дорогих закусках. Ребят возмущал не так самый факт выпивки, как неуважение к решению коллектива. Из-за этого и возник разговор:

- Опять от тебя водкой пахнет? Забыл, что договорились не пить?

В ответ тот же пренебрежительный взгляд пустых прищуренных глаз и оскорбительное молчание.

- Если попал в общество, уважать его должен.

- Тоже мне, "общество"! Пошли вы с вашими договорами да приговорами... знаете, куда?

Сила была на стороне ребят, но они ограничились тем, что перестали говорить с Хохряковым. И все же стало ясно, что назревает конфликт куда более серьезный, нежели шумная ссора Зои с ее подругами.

Правда, на следующий день Хохряков сделал шаг к примирению, но так, что вышло еще хуже. Пришел из буфета пьяный со свертками. Развернув их, расставил на столике бутылки и разложил закуски. Ребята сделали вид, что ничего не замечают. Покончив с приготовлениями, Хохряков пригласил.

- Садись, бражка! Жертвую угощение. Так и сказал: "жертвую"!

- Неси-ка ты, брат, это угощение туда, откуда принес, нам твоих жертв не надо.

Что греха таить? Иные из парней, может быть, и не отказались гульнуть на чужой счет, но перед лицом коллектива сделать это было немыслимо. Тем злее выступили они против затеи Хохрякова.

- Смотри, полетят твои бутылки в окно и ты вместе с ними!

- Брезгуете моим угощением, не желаете со мной гулять?.. Так и запишем...

- Сами пить не будем и тебе не позволим.

- Кто говорит "не позволим"?.. Да ты знаешь, с кем говоришь? Меня на всех дорогах знают, какой я есть!.. Желаете, сейчас тормозным краном поезд остановлю?.. А того, кто мне прекословить захочет, очень свободно уничтожить могу!