Непокорный алжирец. Книга 1 - [58]
— Вот Малике обрадуется!
— Да она, наверно, уже знает. И, к сожалению, не только она.
— А кто ещё?
Мустафа помедлил.
— Рыжий генерал тоже знает… За доктором установлена слежка. Надо обязательно его предупредить… Только молчок. Слышишь?
Рафига обиделась:
— Что я, не понимаю?..
— Будь осторожна. Если письмо попадёт в руки солдатам…
— Ну, ну… Не повторяй каждый раз! Сам ведь говорил, что страх от смерти не убережёт.
— Молодец, Рафига! Дай я тебя обниму за эти слова. Иди сюда!
Послышались шаги. Рафига выхватила из рук Мустафы конверт, отвернулась и, сложив его вдвое, спрятала на груди, плотно завернулась в чадру и ушла.
Глава восьмая
После поездки в лагерь повстанцев Решид никак не мог прийти в себя. Ужасающие разрушения, страдания людские саднили сердце. Чего стоил один этот сумасшедший! Его смех преследовал Решида всюду. Теперь около него нет ни одного человека, которому можно было бы доверить свои мысли и смятенные чувства. Не в силах сдержать их, Решид сел за дневник. Решид больше всего любил этот поздний вечерний час, когда на улице темным-темно, дома всё затихло, и можно посидеть одному при свете настольной лампы, собраться с мыслями.
Он писал строку за строкой. «Я смалодушничал, наверно, надо было остаться. Я дал клятву не пить, но не дал клятвы бороться до победы. В чём же состоит долг врача — ждать, когда тебя позовут или самому кинуться на помощь? Кажется, все мои прежние представления о долге и о своём назначении в жизни — рухнули…»
— Сынок, — тихо позвала Ахмеда Джамиле-ханум.
Решид положил ручку и оглянулся: у порога, сложив руки на животе, стояла мать.
— Сынок, Фатьма пришла.
— Кто пришёл? — не понял доктор.
— Фатьма. Мать Малике.
— Что ей надо в такое позднее время?
— Не знаю… Говорит, хочет тебя видеть.
Ахмед подошёл к матери. Он знал, что со времени его отлучки мать беспрестанно тревожится, живёт в ожидании чего-то недоброго, и, как умел, старался поддержать её, успокоить, хотя и сам находился во власти дурных предчувствии. Ахмед обнял Джамиле-ханум за сухонькие плечи:
— Фатьма-ханум редкая гостья, мама. Иди, приготовь угощение и скажи, что я сейчас…
Но Фатьма-ханум уже сама входила в комнату.
Решид, конечно, понимал, что с обычными визитами в такой час не ходят. Однако, ничем не выдав своего удивления, как всегда, любезно поздоровался:
— Добрый вечер, ханум. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.
И уловил в ответе гостьи нотки не то смятения, не то неприязни:
— Рассиживаться особенно некогда.
Оставив этот, пока ещё скрытый, выпад без внимания, доктор попросил мать принести чай, сам подошёл к столу, не торопясь собрал исписанные листки, аккуратно сложил их, запер в стол и только после этого спросил:
— Какое дело вам угодно поручить мне, ханум?
Мать Малике смотрела на него с горьким укором. Она собиралась говорить с доктором резко и зло, но при виде этого человека, который чуть не стал её зятем и которого она в глубине души по-прежнему считала достойным человеком, решимость её значительно убавилась, и непримиримое требование прозвучало как мольба:
— Мне угодно… Я хочу… Оставь в покое Малике…! Забудь дорогу к нам!..
Доктор видел, до какой степени она взволнована, как трудно ей говорить. Тем большая сдержанность и деликатность требовалась от него самого:
— Не сердитесь, ханум, но такие вопросы сгоряча не решаются. Я поговорю с Малике… Но прошу вас, объясните, что произошло?
— И ты не знаешь, что произошло?!
— Поверьте слову — нет.
Фатьма-ханум окончательно растеряла все те гневные упрёки, которые приготовила дорогой. Ей, учтивой, отлично воспитанной женщине, не приходилось ещё попадать в такие ситуации… Она хотела бы выкрикнуть в лицо доктору, что он связался с бандитами, что хочет погубить не только себя, но и всю их семью тоже, а вместо этого вдруг рванула с головы чадру, соскользнула с кресла на колени и заплакала.
— Взгляни на мои седые волосы! Я старая женщина, и я на коленях умоляю тебя: оставь в покое моё дитя! Умоляю!.. — она схватила со стола свою сумку, раскрыла её и высыпала на стол драгоценности. — Вот, возьми, всё это — твоё! Всё возьми, уезжай куда-нибудь, оставь мою дочь!..
Доктор Решид растерялся. Первым движением его было поднять гостью с пола. Однако её минутная слабость уже прошла. Фатьма-ханум с досадой оттолкнула протянутую руку и поднялась, оправляя чадру.
— Не горячитесь, ханум. Давайте поговорим спокойно. Вы об этом Малике сказали? Она согласна?..
Сердито утирая остатки слёз, гостья кивнула.
— Тогда чем же вызваны ваши переживания, ханум? Если Малике не желает меня видеть, значит, нет и причины для ваших волнений. Любовь силой не завоевать, это вы знаете не хуже меня.
Доктор стал собирать драгоценности, чтобы положить их обратно в сумку.
Вдруг послышался какой-то шум, невнятные грубые голоса, и раздался крик Джамиле-ханум. Она кричала так жалобно, что у доктора подкосились ноги. Роняя на ковёр драгоценности, он бросился из комнаты, но не успел миновать приёмную, как дверь широко распахнулась, пропуская майора Жубера. Вслед за комендантом вошли три французских автоматчика.
— Добра вечер, са'аб тохтор! — нарочито ломая язык, произнёс Жубер. Его губы кривились в усмешке.
