Непокорный алжирец. Книга 1 - [37]
Бенджамен всё больше воодушевлялся, размахивал здоровой рукой, словно перед ним была тысячная аудитория, а не один-единственный слушатель. Его морщинистое бескровное лицо порозовело, глаза сверкали.
Спохватившись, он внезапно замолчал. Неловко задевая бутылки, налил стакан минеральной воды, громко глотая, выпил.
— Прошу извинить… Вы приехали не лекции слушать… Но когда множество мыслей наваливается на человека, сам не замечаешь, как начинаешь разглагольствовать… Не осуждайте меня.
Если бы разговор этот произошёл год назад, доктор Решил, вероятнее всего, постарался бы переключить его на другую тему. Политику он называл жевательной резинкой; есть люди, полагал Решид, которым нравится не вытаскивать изо рта сладковатую массу и целый день без устали двигать челюстями. А есть и такие, кто считает это бессмысленное занятие бездельем. Однако жизнь, столкнувшая его с политикой вплотную, показала, что он поторопился с выводами.
По своему обыкновению, доктор негромко и неторопливо заговорил:
— Всю жизнь я старался держаться от политики подальше, считал её особой, непостижимой для моего разума профессией. У меня другая специальность-я врач, с какой стати мне заниматься политикой, зачем мне вторая профессия?
— Да ещё такая беспокойная и опасная, — вставил Бенджамен.
— Не в том дело, — возразил доктор, — известный риск есть в каждой профессии. Но сейчас слишком тревожное время, чтобы жить, руководствуясь только своими желаниями, только своим делом.
— Верно, — согласился Бенджамен, весьма довольный тем, что его бывший ученик делает такие успехи в сложной науке социальных и общественных отношений. — Сейчас не до собственных желаний! Под угрозой судьба целого народа… Это очень страшная вещь — истребление народа. Надо всеми силами способствовать прекращению этой безумной войны.
— Вы считаете это возможным?
— А почему бы нет?
Доктор усмехнулся, как человек, вынужденный объяснять очевидное. Машинально подцепив вилкой кусочек курицы, переложил его с блюда на свою тарелку, но есть не стал.
— Дружбу, дорогой мой учитель, потерять легко, завоевать — трудно. Если бы на свете существовали только два человека, гордившиеся бессмертной славой Франции, то одним из них несомненно был бы я. Никогда не приходило мне в голову разделять Францию и Алжир, усматривать разницу между французами и арабами. Так, как я, думали, вероятно, многие. Но страшные события последних лет растоптали добрые чувства множества людей. Как заново добыть втоптанную в грязь любовь? Шрам от нанесённой раны не сотрётся, останется навсегда!
— Сотрётся! — уверенно сказал Бенджамен. — Вспомните, какие зверства чинили немцы в России всего лишь несколько лет назад. А какие теперь добросердечные отношения между Россией и Восточной Германией! Народ не виновен! Вина на тех, кто покушался на доверие народа. Вот вам живой пример. Большинство жителей Орлеана — французы. Правда, не те французы, которые бесятся в шовинистическом угаре, и не те, которые цепляются за прогнившую политику колониализма, эти давно переселились в город. Здесь остались лишь честные труженики, добывающие хлеб в поте лица своего. Спросите у них, чего они хотят — войны или мира. Поверите ли, если я скажу, что все орлеанцы помогают партизанам? Все без исключения! Французское командование пыталось даже переселить их, да только не вышло. Вы, без сомнения, проезжали контрольные посты по дороге. Так вот, за вторым постом с нашей стороны вы сейчас не встретите ни одного французского солдата. Боятся! Ночью хозяева селения — партизаны. И представьте себе, они не делают совершенно никакого различия между арабами и французами. Вот вам результат настоящей политики. Многое от неё зависит, почти все. Да-да, мы можем покончить с национальной враждой буквально в считанные дни. Для этого необходимо только одно единственное условие — вернуть алжирцам отнятые у них права и покончить с войной.
Доктор недоверчиво качнул головой.
— Не спорю, это было бы прекрасно. Но кто вернёт алжирцам эти права? Тот, кто отнял их? Сомневаюсь… Для этого нужна волшебная палочка из сказки. Но мы с вами взрослые люди и знаем, что сказка и действительность отнюдь не одно и то же.
— Кроме волшебных палочек существует ещё история! — жёстко сказал Бенджамен. — Она уже вынесла свой приговор: отнятое силой должно быть возвращено. И пусть кто-нибудь посмеет не выполнить этого приговора! Выполнят, можете не сомневаться, выполнят или погибнут — третьего не дано! Как говорили древние: правосудие должно свершиться, даже если погибнет мир.
В коридоре послышались голоса. Бенджамен замолчал, прислушиваясь. Посмотрел на часы, извинился и торопливо вышел. Глядя на закрывшуюся за ним дверь, доктор задумался. Бенджамен его заинтересовал. «Кто же ты есть, мой дорогой учитель, — мысленно спрашивал его доктор, — мне неудобно задавать тебе этот вопрос, хотя из сказанного тобой я могу сделать вывод, что ты совсем не таков, каким был прежде».
Бенджамен скоро вернулся, пропуская вперёд незнакомого человека. Вошедший оказался молодым человеком, с тёмной кожей, чуть выпирающим покатым лбом и крупными чертами лица. Он был в штатском, однако приветствовал доктора по-военному. Бенджамен представил его:
