Неподвижно летящая стрела - [8]

Он мельком взглянул на рапорт и, раскрыв папку, сунул его внутрь.

— Что делать думаешь? — заинтересованно спросила Катя, следя за действиями Артура.

— Ничего. Не в первый раз неопознанный трупешник в этом ущелье находят. Традиционное злачное место. И все равно лезли, лезут и лезть будут. — Он повернулся и вальяжной походкой, враскачку, пошел в направлении своего кабинета.

Катя смотрела ему вслед, пока он не скрылся, потом пожала плечами и уткнулась в бумаги, лежавшие перед ней. Странный он, этот Артур. И чего в нем только девки находят? Правда, улыбка у него красивая, и на лицо ничего. Но вот ростом не вышел и какой-то малахольный.

Она оглядела себя в зеркале, поправила прическу и грудь и осталась собой довольна. Тридцать пять, а все еще ничего, свежа.

* * *

— Гриша, ты сейчас где? Мне звонили из полиции, зовут на опознание трупа, — говорила торопливо Лариса Васильевна по телефону.

Григорий Николаевич придержал трубку плечом, одной рукой достал из пачки сигарету. Второй рукой он продолжал крутить руль автомобиля, напряженно всматриваясь в дорогу.

— Кто тебе звонил?

— Да какая тебе разница?! — нервно откликнулась Лариса Васильевна. — Приезжай скорей, я тебя жду.

— Скоро буду.

К моргу они ехали молча. Григорий все время нервно курил, выпуская дым прямо перед собой и не обращая внимания на недовольство Ларисы. Она кривилась, но против своего обыкновения молчала, только демонстративно прижимала к лицу платок. У желтого старого здания Григорий развернул машину, припарковал ее задом, вышел, хлопнув дверцей, и, не оглядываясь на жену, пошел вперед. Она догнала его спустя несколько секунд и торопливо засеменила следом.

— Это ты виновата во всем, — отрывисто бросил Григорий. — Ты воспитала его таким.

— Конечно, я всегда во всем виновата. Да, я воспитала! Но как могла, так и воспитывала. Что мне еще оставалось делать, если папеньки никогда дома не было, — окрысилась она.

Последнее время Лариса Васильевна много плакала, по сути, теперь это было ее привычным состоянием. И поэтому сейчас у нее сразу хлынули из глаз потоки слез. Она торопливо выдернула из правого рукава платок, приложила его к глазам и вытерла моментально покрасневший нос.

Навстречу им шли два санитара. Они посторонились, пропуская Григория с женой, и Лариса Васильевна вдруг начала выть в голос.

— Лариса Васильевна, может быть, вам воды? — следователь в штатском отделился от группы полицейских и подошел к супругам. — Вы как себя чувствуете, сможете опознать труп?

Лариса Васильевна, зажмурившись, судорожно замотала головой из стороны в сторону, что, без сомнения, означало отказ. Но, открыв глаза, она наткнулась на суровый взгляд Григория и согласно закивала.

— Да. Я могу.

— Пойдемте.

От волнения и страха тошнило, кружилась голова. Лариса Васильевна вцепилась острыми коготками в руку мужа и едва сдерживалась, чтобы не закричать.

— Лариса, может, я пойду сам? — осторожно спросил Григорий, стараясь говорить помягче. Когда жена бывала в таком состоянии, любой пустяк легко выбивал ее из колеи, что уж говорить о столь неприятном деле, как посещение морга. А если она начинала истерить, то вела себя крайне агрессивно — кричала, извергала ругательства, кидалась посудой и совершенно не солидно топала ногами.

Когда Григорий и Лариса поженились, она скрыла от него, что беременна от другого мужчины. Через семь месяцев после свадьбы у Ларисы начались роды. Упав со всего маху на колени и разбив их в кровь, она старательно имитировала преждевременные роды. И, надо сказать, ей это удалось: Григорий поверил. А свекровь, которая вскоре узнала от врачей, что ребенок вполне доношен, не решилась рассказать сыну правду.

Все выяснилось случайно. В возрасте двух лет дочка тяжело заболела и ей потребовалась срочная операция. Григорий с готовностью предложил для девочки свою кровь, и тут его ждал сюрприз: ребенок по группе крови никак не мог оказаться его собственным. К сожалению, операция не помогла, и ребенок, не приходя в сознание, скончался. А Григорий понял, что не может простить лжи и предательства Ларисы, и подал на развод. И тут выяснилось, что Лариса беременна Михаилом.

Их брак спасла свекровь. Она пришла к Григорию и долго разговаривала с ним, убеждая, что семью нужно сохранить.

— Ты же любишь ее? — то ли утверждала, то ли спрашивала она, и Григорий молча кивал. — Вот видишь, любишь. Так какое тебе дело до того, что было когда-то?

— Но она лгала мне!

— Так это же оттого, что она очень боялась тебя потерять. А сейчас новый ребеночек родится — он что, будет расти сиротой? Ведь это твой ребеночек, Гришенька. Вот и получится, что если выиграет твоя гордость, то три человека, как минимум, от этого выигрыша пострадают.

Григорий согласился с доводами матери. Родился Миша, а спустя еще десять лет — дочка Лиза. Характер у Ларисы мягче не стал, да и благодарности особой к мужу за то, что простил, она не испытывала. Благодарность — она вообще штука странная: имеет тенденцию испаряться. Так что к двадцатилетнему брачному юбилею супруги подошли с противоположными установками: он все еще помнил, что простил, а она была уверена, что прощать ее нечего, потому как она ни в чем не виновата.