Неподходящая женщина - [31]
Больше она ничего не видела. И не могла увидеть. Она могла только оцепенело смотреть, как он движется к ней. Прямо к ней...
Алексеус...
В ней вскипели какие-то эмоции, непонятные, но очень бурные, почти невыносимые.
Улететь, исчезнуть, вот чего она хотела! Кэрри развернулась: бежать, скрыться! Она действовала необдуманно, инстинктивно.
Так, университетский книжный магазин, можно спрятаться там, тогда удастся ускользнуть.
Она нырнула внутрь, поморгала, привыкая к смене освещения, потом двинулась по проходу между стеллажами. Ее схватили за руку, пришлось обернуться.
— Кэрри! — Алексеус возвышался над ней, словно скала. - Наконец-то я нашел тебя! Я везде разыскивал тебя! Везде! Мне нужно поговорить с тобой, совершенно необходимо!
Кэрри чувствовала себя беспомощной, онемевшей и оцепеневшей. Не в силах сопротивляться, она позволила ему увлечь ее за собой в безлюдную часть магазина и усадить за читальный стол, отделенный от остального помещения высокими книжными полками.
Она молча смотрела на мужчину. Шок так и не прошел.
Алексеус... Это он... Во сне или наяву? Здесь, сейчас, в Марчестере. Но как? Почему? Почему он здесь? Почему он искал меня?
Похоже, ей не удастся собраться с мыслями и понять, что происходит. Вероятно, из-за переполняющих эмоций. У Кэрри кружилась голова.
— Мне нужно поговорить с тобой, - Алексеус говорил тихо, спокойно и настойчиво.
У Кэрри неожиданно пересохло горло. Она с трудом заставила себя выговорить:
— Не о чем говорить. Все уже сказано.
Он замахал руками:
— Нет. Не сказано. Я не все сказал. Поэтому я и разыскивал тебя. Не все сказано, Кэрри. Не сказано самое главное. Я был так опустошен, так разрушен тем, что ты говорила, поэтому дал тебе уйти. Позволил тебе оставить меня. Нельзя было так, нельзя! Мне следовало тогда все сказать! Но я не понимал... не понимал, что... — Он замолчал. Потом сказал просто: — Вернись ко мне.
— Похоже, ты сошел с ума.
— Нет. Я более в своем уме, чем когда-либо.
— Сошел с ума, если думаешь, что я вернусь. Чтобы быть твоей шлюшкой? Женщиной для развлечения? — она говорила тихо, резко, горько.
— Нет! — он снова отрицательно взмахнул рукой. — Ты никогда не была для меня женщиной для развлечений! Ты не веришь мне, но это так, я говорю правду, Кэрри. Клянусь! Нельзя простить мне то, что я сделал там, на Лефкали, на вилле моей матери. Я знаю и умоляю тебя, прости! Я использовал тебя — грязно, мерзко, отвратительно, мне жутко, невыразимо стыдно за это! Ты никогда — ни на мгновенье — не была такой, какой я попытался представить тебя для своих отвратительных, эгоистических целей! Но очень прошу тебя, не суди меня только по тому, как я вел себя на Лефкали. Мы же жили вместе в Америке, в Италии, и ты была со мной, ты была... ты была... — Алексеус закрыл глаза: тысячи воспоминаний роились в его мозгу. Нет, никогда он не даст ей уйти от него. — Особенная, — закончил он упавшим голосом. — Ты была для меня совершенно особенной, Кэрри. Более особенной, чем я мог осознать. Я понял все, когда ты ушла от меня. Никогда ни одна женщина не стала такой для меня — и никогда не станет.
Он остановился и перевел дух. Кэрри сидела все так же неподвижно.
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Кэрри довольно долго молча смотрела на него. Потом она заговорила, тихо и сдержанно:
— Однажды ты уже делал мне такое предложение. Ты сказал тогда, что готов жениться на мне. Принуждал себя, ведь я оказалась беременна твоим ребенком. У тебя не оставалось выбора. И тебе было ненавистно, жутко, что ты вынужден так поступить. А потом... Потом судьба смилостивилась, уничтожив эту мрачную необходимость. Нет ребенка — нет брака. Помилование в самый критический момент!
Лицо Алексеуса побелело.
— Нет, Кэрри, нет. Пусть ты не веришь моим словам, но этим — поверь. Я никогда, ни на одну секунду не хотел, чтобы ты потеряла ребенка. Никогда. В чем угодно вини меня, но только не в этом. Мне очень, жутко больно, что тебе пришлось пройти через все это. А когда я услышал, что ты предпочла бы отдать нашего ребенка в чужую семью, только бы он не оказался у меня, меня наполнило страшное чувство вины. И оно не ослабевает. А в тот кошмарный день, когда ты все мне высказала, — он тяжело перевел дыхание, — я ощутил внутри пустоту. Зияющую пустоту. Мне вдруг стало ясно — у меня никогда не будет тебя, никогда не будет нашего ребенка. Пустота до конца моих дней. — Он замолчал. Затем медленно, тяжело продолжил: — Именно тогда я понял, что ты значишь для меня. Ты самый важный для меня человек на всем белом свете. Я хочу, чтобы ты была со мной. Сейчас и всегда. И если тебе ненавистен стиль моей жизни, я изменю его. Перестану управлять компанией. Мой отец может заняться этим. Я мечтаю о том, чтобы просто быть с тобой, жить там, где ты хочешь жить, и так, как ты хочешь. Если мысль стать миссис Алексеус Николадеус ненавистна тебе из-за необходимости вести светский образ жизни, мы можем жить как отшельники, только ты и я.
Кэрри пристально смотрела на него:
— Спрятать свою красотку? Чтобы никто ее не видел?
— Нет! Кэрри, я же не это имею в виду! Я хочу, чтобы ты была счастлива — и
