Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время - [98]

В-третьих, Лютер прятал еще и себя самого за спину своей партии. В Аугсбург ехать было нельзя (император в соответствии с Вормсским эдиктом мог бы и даже должен бы был арестовать Лютера). Виттенбергский вождь отводил себе роль наблюдателя и возможного критика всего того, что произойдет на рейхстаге.

В середине июня благодушный Меланхтон, издавна тяготевший к полюбовному улаживанию церковного раскола, отправился в Аугсбург набивать синяки, а лукавый Лютер высадился по дороге, чтобы из диковинного замка Кобург — с высоты ласточкиных гнезд — следить за предстоящей теолого-дипломатической комедией.

События (если не говорить о деталях) развивались именно так, как ожидал реформатор. Карл V по приезде в Аугсбург запретил препятствовать евангелической проповеди, но в беседе с представителями католического лагеря заверил их, что мера эта временная. На зачтение «Аугсбургского исповедания» (князья-протестанты выдвигали это как условие обсуждения турецкой проблемы) император согласился скрепя сердце. Документ огласил саксонский канцлер Байер. Дело происходило не в ратуше, где заседал рейхстаг, а в маленьком готическом зале пфальцского епископства. По просьбе императора была составлена комиссия из теологов-католиков. В нее вошли Иоганн Экк, соратник Тецеля Вампина, эрфуртский университетский наставник Лютера Узинген и его присяжный хулитель Кохлей. Комиссия составила «Опровержение», где «Аугсбургское исповедание» квалифицировалось как документ расплывчатый, неискренний и полный умолчаний. Карл V принял «Опровержение». Он предложил князьям-нововерцам вернуться «в лоно истинной церкви», прежде чем он вынужден будет выступить как ее «рыцарь и заслон». Император имел в виду военное насилие и лишь после долгого урезонивания согласился отсрочить его до созыва общегерманского собора. Меланхтон был растерян, письменно испрашивал у Лютера разрешения на новые уступки и вообще превращался во все более жалкую фигуру. Другие виттенбергские теологи были теперь против него и требовали немедленного прекращения позорного торга. Громче всех осуждал Меланхтона ландграф Филипп: в знак протеста против случившегося он покинул рейхстаг с поспешностью беглеца. Дело дошло до того, что князья-католики сочли возможным позволить себе благотворительный жест и просили Карла до открытия собора не отменять «чашу для мирян» там, где она уже введена, и не сажать в тюрьмы оженившихся священников.

В этот момент Лютер выступает из-за двух заслонявших его спин. Он пишет резкие письма в адрес Аугсбургского рейхстага, который именует бесплодным «птичьим базаром». Он отзывает с рейхстага представителей виттенбергской теологии. Он принимает на себя роль народного протестантского оратора, который одергивает и поправляет заигравшихся протестантских государей. Он пытается, наконец, встать в позицию простолюдина, не вовлеченного ни в одну из столкнувшихся на рейхстаге религиозных партий. Вот, рассудите, говорит он: князья-нововерцы сделали все возможные уступки, дошли почти до заискивания. И что же? Католические верхи империи с кайзером во главе ответили им подозрением и угрозами!

В «Обращении к духовенству, собравшемуся на рейхстаг в Аугсбурге» Лютер вновь подымается до пафоса своих ранних обличительных выступлений. Я, пишет он, издавна говорил, что паписты, из-за их антихристова духа, никогда не допустят, чтобы проповедники Евангелия мирно сосуществовали с ними под охраной империи. Кое-кто не верил. Теперь он может сам во всем убедиться. И пусть католики не надеются больше, что Лютер протянет им руку. «Пока я жив — я чума ваша… Я должен, как говорит Исайя, быть вам медведем и волком по пути в Ассирию. Да не будет вам покоя перед моим именем, покуда вы не сделаетесь лучше или не сгинете!»

Письма и обращение реформатора положили конец унизительной для Виттенберга дипломатической возне. Авторитет Лютера среди соратников снова стал непререкаемым. Меланхтон вернулся в положение «первого секретаря» виттенбергской реформации и прилежно работал над составлением конкордатов, школьных программ и формул новой протестантской схоластики. В годы, последовавшие за Аугсбургом, он стал таким, каким мы знаем его по характеристике Ф. Энгельса, — прообразом «филистерского, чахлого кабинетного ученого»[65].

19 ноября 1530 года Карл V подтвердил Вормсский эдикт с его строгими мерами. Все церковные новшества были запрещены. Протестантским князьям предоставлялся срок до 15 января следующего года, чтобы одуматься. Упорствующим грозила военная расправа. Комическая и вместе с тем отрадная сторона нового имперского указа состояла в том, что в пику лютеранам не были санкционированы какие-либо карательные акции против цвинглианцев.

На решение кайзера реформатор ответил «Обращением доктора Мартина Лютера к его возлюбленным немцам». Лютер поносит католическую партию в рейхстаге и разрешает протестантам даже в случае войны или восстания не оказывать помощи папистам. К бунтарским действиям он по-прежнему не призывает, но говорит, что, если его, Мартинуса, захватят или убьют, об этом следует объявить на всех площадях и рынках — и уж пусть епископы, попы и монахи не удивляются, если многие из их своры отправятся вслед за ним в могилу. Одновременно Лютер дает понять, что протестантским князьям пора подумать о мерах необходимой обороны.