Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время - [66]

* * *

В 1518–1521 годах жизнь Мартина Лютера полна яркими и значительными событиями. И все-таки, как и прежде, главным ее содержанием остаются духовные искания. Отвечая папистам в закрытых выслушиваниях, на теоретических диспутах и заседаниях рейхстага, доктор Мартинус шаг за шагом развивает свое собственное учение. Он рассуждает «в порядке самозащиты», но как раз поэтому с особой основательностью, корректностью и энергией.

Важнейшим результатом этой неспешной, но предельно напряженной внутренней работы можно считать сочинения, появившиеся в свет в августе — ноябре 1520 года и составившие единую «реформаторскую трилогию». Это уже упомянутое нами «К христианскому дворянству немецкой нации…», а также «О вавилонском пленении церкви» и «О свободе христианина». В них набросана программа коренного преобразования церковной организации и найдены окончательные формулы нравственно-религиозного размежевания с папством. Когда Альбрехт Дюрер оплакивает героя Вормса и восклицает: «О господи, что бы он мог еще написать нам за десять или двадцать лет!» — он имеет в виду прежде всего эти полемические сочинения, равных которым реформатор, увы, никогда уже не создаст.

Какие же новые идеи зародились в мозгу опального доктора богословия осенью 1520 года?

Лютер объявляет ложным фундаментальное положение католицизма о сословном разделении людей на священников и мирян. Никакое особое духовное сословие не известно Евангелию, а стало быть, не является необходимым. Каждый христианин правомочен быть толкователем и проповедником божьего слова, отправлять обряды и таинства.

Вслед за Уиклифом и Гусом Лютер отстаивает принцип «всеобщего священства». Пасторская деятельность трактуется им как служба, на которую уполномочивает община и которая подобна, например, службе выборного бургомистра. Должность пастора требует известной специальной подготовки в толковании Писания и в церковных церемониях. Но только эта квалификация и отличает церковнослужителя, а вовсе не некая «сверхъестественная миссия», сообщаемая через рукоположение.

Новый, трезво-прозаический взгляд на пасторскую должность не исчерпывал, однако, смыслового богатства принципа «всеобщего священства». Принцип этот представлял собой идею равнодостоинства людей, выраженную на религиозно-теологическом языке. Он способствовал развитию демократических воззрений, концепций выборной власти и идеалов сословного и имущественного равенства.

Существенно далее, что автор «реформаторской трилогии» объявлял войну римскому церковно-феодальному централизму. Он считал правомерным историческим явлением образование национальных государств и национальных церквей. Решающую роль в церковной жизни Лютер отводил национальным соборам, созываемым монархами и проводимым при участии князей, дворян и представителей городских советов (по сути дела, реформатор мыслил их как собрания сословий).

Но еще радикальнее были требования, относившиеся к нижним ступеням церковной иерархии и к повседневной практике приходов.

Общине должно быть предоставлено право выбора пасторов. Все праздничные дни, кроме воскресений, и все церковные юбилеи должны быть отменены. Паломничества допустимы лишь в том случае, если они носят совершенно добровольный характер и не мешают прихожанину выполнять его семейные обязанности. Нищенствующие монашеские ордена, находящиеся на иждивении у общества, надо запретить. Членам других орденов должно быть предоставлено право выхода из монашеского состояния (для этого необходимо как можно скорее отменить «вечные обеты»).

Эта широкая программа упразднений дополнялась решительной критикой церковных таинств.

Из семи священнодействий, санкционированных средневековым католицизмом, Лютер, ссылаясь на Евангелие, сохранял лишь два: крещение и причастие. Но самым существенным в его сочинениях было даже не это, а критика самого господствующего понимания таинств, которое реформатор определял как веру в магию.

Магия, отчеканивал он, — это противоположность «подлинной религии» и относится к ней так же, как ложь к истине и безобразие к красоте. Магия заботится не о том, как человека подчинить божьей воле, выраженной в Писании, а о том, как бы бога подчинить воле людей. Поскольку же последнее невозможно, все магические действия суть «мечтательная суетность» — род дурмана, с помощью которого христианин усыпляется и отвлекается от терпеливого несения «мирского креста».

Лютеровское осуждение магии ставило под вопрос уже не только таинства в узком смысле слова, но и всю сакральную практику: мессы, освящения, прорицания и т. д. Вслед за привилегиями сословными священники лишались теперь и привилегии на свое древнее «тайное искусство».

Автор «реформаторской трилогии» собрал воедино многие идеи, уже ранее отстаивавшиеся различными фракциями немецкой антиримской оппозиции. Здесь слышны отзвуки бюргерской «Реформации императора Сигизмунда»[37], резких обвинений церковной иерархии, выдвигавшихся в средневековых ересях и, наконец, гуманистической критики папской курии, которую довел до блеска Ульрих фон Гуттен. Отдавая должное всем этим предтечам, Лютер в то же время ни в чем не был эпигоном. Он мыслил совершенно самостоятельно и возродил идеи своих предшественников в оригинальном, диалектически живом построении, направленном на полное нравственно-религиозное развенчание церковного господства.