Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [69]
«Право, почтенный брат, под секретом скажу, что сей осени нет у меня охоты за Кубань – и сам не знаю от чего. Кажеца будто от того, что наедине с вами говорил <…> Полно бы и того, коли б изволил Господь Бог и благословил препровождение наших новых друзей на их старину. У Матушки бы прибавилось очень много подданных, и надобно бы их благоразумно учредить. Тем бы хоть и всю нашу кампанию кончить»[491].
Далее он пишет, что надо до конца года переселить одну часть едичкульцев, находящихся за Копылом, а другую с Тамани. И уверенности в «крепкости» присяги их у него немного[492]. Ближайшие события показали, насколько был герой наш прав, и они же заставили его организовать экспедицию за Кубань. Но пока что будущее было и для него «тайной непроницаемой».
Между тем в этот же самый день, 16 июля, Потемкин писал Екатерине II из Крыма:
«Матушка Государыня. Я прошу милости Генералитету, подо мною служащему: Суворову – Владимирский крест…»[493]
Письмо, как видно, было доставлено в Царское Село стремительно, ибо уже 28 июля государыня подписывает рескрипт, извещающий генерал-поручика и кавалера А. В. Суворова о том, что он награждается орденом Св. равноапостольного князя Владимира 1-й степени[494]. Хотя и учрежденный всего за год до этого ею, орден этот в своем первом классе почитался одной из высших наград Российской империи. Девиз его – «Польза, честь и слава» – как нельзя более подходил для оценки государственной деятельности нашего героя в приведении к «подданству российскому кубанских народов». Суворов же, еще не зная о высокой награде, ушел с головой в предстоящее переселение ногайских поколений и 27 июля просит А. И. Иловайского не мешать им готовиться к трудному и дальнему походу:
«Христа Спасителя ради не потревожьте любезных братцев, добрых молодцев. Бог милостив. Новая наша собратия, которых Ваше Превозходительство нижайше прошу жаловать, сего дня все за Малоейским нашим кордоном <…> жнут теперь хлебец и собираютца на Уральскую степь в неблизкий поход, что, уповая на милосердие Всевышняго, дней через десяток начатца может во всех сих странах»[495].
Казалось бы, все хорошо и можно надеяться, что так будет и далее.
Прошла неделя, и ногайские орды двинулись в путь. Скрипели тысячи повозок, перевозивших юрты, огромные табуны лошадей, неисчислимые гурты скота тонули в облаках поднятой пыли. Это было подлинное переселение народа, точнее, его исход: ногаи покидали родные степи, навсегда прощались с берегами полноводной Кубани, быстро текущего Бейсуга, своенравного Челбаса. Все они шли к Ее, чтобы, переправившись через нее, повернуть на восток и идти. Идти далеко-далеко на восход солнца в земли, о которых слышали они в преданиях старцев, но сегодня для них совершенно чуждые. Сердца их сжимались оттого, что поворачивались они спиной к могилам предков и покидали их навсегда. Тоска в их сердцах начинала сменяться обидой. Ею и решил воспользоваться самый влиятельный из джамбулуцких вождей – Тав-султан, давний недруг русских. Суворов был бдителен: заговорщик был разоблачен и содержался теперь под крепким караулом. Но подлинный размах заговора был и для нашего героя «непроницаем», ибо восточные люди умеют хранить тайну. 30 июля джамбулуцкие предводители подняли восстание: они перебили русские отряды сторожевого охранения, лишь донские казаки с боем пробились сквозь толпы восставшего народа.
Восстание переросло в междоусобную брань, ибо не все ногайцы отреклись от присяги. В эти дни родич пошел на родича, брат на брата, рубились жестоко, со всем пламенем неистового татарского сердца. Так, в эти два кровавых дня был тяжело ранен в шею верный русским джамбулуцкий вождь Муса-бей, зато Тав-султан бежал из-под караула и ушел за Кубань. Все орды стали поворачивать на юг, прорываясь через Ею и стремясь за черту Кубани, вырезая или сметая со своего пути русские посты. Лишь 31 июня все тот же подполковник И. Ф. Лешкевич с корволантом[496] в 1000 человек сумел отбить атаку крупных сил ногайцев. Это был перелом в ходе кровавых событий: Суворов, останавливая стремление бурного человеческого потока, направил на возмутившихся степняков донские полки и пехоту во главе с полковником Бутырского пехотного полка П. С. Телегиным. 1 августа в урочище Уран-Улгасы рота бутырцев во главе с капитаном Н. И. Скуратовым засела в редуте, защищая брод через реку. Силы атакующих ногайцев во главе с канакаем-мурзой составили от 7000 до 10 000 человек, но, к счастью, у русских были пушки, и они продержались до подхода частей Телегина и Лешкевича: бутырцы и владимирские драгуны одержали полную победу, довершенную донскими казаками. Последних пришлось унимать: никогда не желавший проливать излишнюю кровь человеческую, Суворов 4 августа писал с берега Кагальника А. И. Иловайскому:
