Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [169]
Государь же, еще не получив этого письма, шлет 15 декабря еще один милостивый рескрипт:
«Comengons denouveau[1652]. Кто старое помянет, тому глаз вон, у иных, правда, и без того по одному глазу было[1653].
Поздравляю с новым годом и зову приехать в Москву, к коронации, ест-ли тебе можно.
Прощай, не забывай старых друзей.
Павел
Приведи своих в мой порядок пожалуй»[1654].
Рескрипт не просто милостивый, но даже в известном смысле сердечный, отправлен так, чтобы прибыл к Рождеству и Новому году. Его можно было бы назвать почти ласковым, если бы не последняя фраза, приписка, поставленная уже после того, как император подписал письмо. Он мягко требует, чтобы полководец ввел в своих войсках новые уставы, действовавшие с 26 ноября 1796 г. Однако Суворов пока об этом и не думал: он скорбел об умершей:
«Сей день печальный! Я отправлял… после заутрени без собрания один в алтаре на коленях с слезами. Неблагодарный усопшему Государю будет неблагодарен царствующему…»[1655]
Так писал он «племяннику» Хвостову 24 ноября. Между тем Павел I пока что милостив и награждает зятя Суворова Н. А. Зубова орденом Св. апостола Андрея Первозванного за «добрую весть»: это он привез цесаревичу в Гатчину 5 ноября сообщение об инсульте, постигшем императрицу. Суворов пишет 30-го:
«Любезный мой зять, Граф Николай Александрович, всемогущий Бог Благослови вас на веру и верность [1656]: и впредь на высочайшие императорские милости…»[1657]
Но какова ирония судьбы: ведь именно Н. А. Зубов, пожалованный на веру и верность, в роковую ночь с 11 на 12 марта 1801 г. первым в спальне Михайловского замка нанесет удар императору. Но это все еще скрыто завесой будущего, а пока что Павел I жив и здоров и утром 17 декабря при пароле карандашом записывает приказ:
«О Суворове. Дать полк Суздальский»[1658].
Вроде бы все идет хорошо, но вот оно – первое облако появилось на горизонте: в формулярном списке нашего героя содержится примечание, что 20 декабря великий князь Александр Павлович передал президенту Военной коллегии непотопляемому Н. И. Салтыкову высочайшее повеление «оставить это без исполнения впредь до повеления»[1659]. Может быть, скажет неосведомленный читатель, это же пустяк. Однако далее написано:
«Таковым же приказом Екатеринославская дивизия отдана генерал-лейтенанту Беклешову, а Суворову быть в Петербурге и остаться без команды»[1660].
Это уже повелено 27 января 1797 г. Что же произошло между 17 декабря 1796 г. и 27 января 1797 г.? Почему у Суворова отняли войска?
Дело было в реакции полководца на «дружеское» предписание императора «привести войска» в новый «порядок». Рапортом от 29 декабря фельдмаршал доносит государю:
«Вашего императорского величества войски, мне вверенные, по штатам, высочайше апробованным, самопоспешнейше приводить буду»[1661].
Ну, ведь все же хорошо. Да нет, ибо в тот же день пишет он письмо Хвостову, и оно, наоборот, не покорствующее воле государя, как рапорт, а горестное и протестующее против того, что начало твориться в армии с введением новых уставов и правил. Во-первых, жалуется он, что, будучи назначен 24 ноября командующим Екатеринославской дивизией, по новому расписанию войск сравнен он в должности со своими помощниками генерал-аншефами С. Г. Волконским и М. В. Каховским:
«Вождь вождей <…> Все степени до сего брал я без фавору. Генерал-Аншеф – великая степень, вождь!
Было их со мною два, ныне – не одного [1662]. К[нязь] Г[ригорий] Семенович] Волконский здесь необходим дивизии. Я с ним перед смертью[1663] поровнен[1664] <…> В войне готовься к миру, в мире готовься к войне: сочиняй армию, она мне принадлежит…»[1665]
Вот где разгадка: даже в мирное время нужна группировка войск по армиям, а не уравнительное дислоцирование по дивизиям, из которых, лишь когда война грянет, формируют армию. Войска, разделенные таким образом в мирное время, «не сработаны» в единое целое под одним управлением и на совместных маневрах «не притерлись». А значит, они «отсырели», стали внутренне дряблыми, и с началом войны придется терять время, а вернее всего, и лишнюю кровь солдатскую, пока эти войска «сработаются» под огнем. Вот почему призывает наш герой в мирное время: «…сочиняй армию, она мне принадлежит»[1666]. То есть деление на армии в мирное время, да еще под командой того, кто, будь война, поведет их в бой, резко повысит их мобилизационные навыки и боевую подготовку. Фактически к предложению Суворова об административном управлении и командовании в мирное время перешли лишь в 1814 г., когда вернувшиеся из заграничного победоносного похода войска продолжали дислоцироваться вдоль всей континентальной границы, поделенные на 1-ю и 2-ю армии, сориентированные на театр военных действий в Центральной Европе с прицелом на Западную, то есть Францию (1-я армия), а также на театр Балканского полуострова, то есть против Османской империи (2-я армия). Кстати, эти практики были возобновлены в 1920-е гг., когда по окончании Гражданской войны армия, нацеленная из Белоруссии против Польши, именовалась Западным фронтом, а в Приморье – Дальневосточным. Мы приводим эти примеры без глубокой стратегической оценки их правильности в момент создания и их актуальности к середине XIX в. накануне Крымской войны, но чтобы показать, как глубока всегда была стратегическая мысль Суворова, даже если умещалась всего в одной фразе частного письма.
