Непобедимая - [48]
— Отныне вы будете у нас по столярной части, — сухо сказал Клинков. — Каждый день после обеда вы будете делать по табуретке. Вам ясно, рядовой Володин?
— Ясно, товарищ старшина, — сказал я, краснея. — Так точно…
— Можете идти.
Я пошел. Мне было ужасно стыдно. Хотелось поскорей все как-то исправить, загладить, вычеркнуть к черту эту магазинную табуретку, будто ее и вовсе не было. Хотелось, чтобы Клинков думал обо мне иначе…
После обеда ко мне подошел командир отделения младший сержант Орлов.
— Ну что, — спросил он, — рисовали у замполита?
— Нет, — ответил я. — Старшина заставил меня работать.
— Что? — засмеялся младший сержант. — Наверное, табуретку делать?
— Так точно, — подтвердил я, — табуретку.
— Мне это знакомо, — с улыбкой сказал Орлов, — я тоже начинал у Клинкова. Сначала, конечно, растерялся, а потом ничего. И топор нашел, и гвозди… И все, что надо.
— А я не нашел, — сказал я. — Я купил табуретку в военторге.
— Эх ты, — сказал Орлов, — салага!.. Не понял ты еще, видно, службы…
«Ах, вот в чем дело, — догадался я. — Ну ладно…»
— Понял, — сказал я. — Теперь понял.
…Топор я нашел на кухне. Он был страшно тупой и все время соскакивал с топорища. Первым делом я прочно насадил его. Потом пошел в артмастерскую и как следует наточил. Из березовых чурок, приготовленных на дрова, я вытесал четыре бруска для ножек. На правой ладони у меня вздулась мозоль. Но я продолжал работать. Выпросив там же, на кухне, старый ящик из-под консервов, я расколотил его и таким образом добыл необходимые мне гвозди и доски. Правда, доски были тонки, но я приколачивал их, накладывая одна на другую. Если требовалось что-нибудь отпилить, я пилил двуручной пилой. Так я работал до ужина и сколотил табуретку. Табуретка получилась у меня с виду топорная, но прочная и устойчивая.
И старшина Клинков одобрил мою работу.
— Топорная работа, — сказал он, — но ничего. Пойдет.
А вечером, после поверки, старшина Клинков вызвал меня из строя и, к немалому моему удивлению, объявил мне благодарность «за проявленную инициативу при выполнении порученного задания».
С тех пор прошли годы. Я работаю на заводе. И часто, когда мне приходится видеть, как молодые специалисты, сталкиваясь с какой-нибудь пустяковой, но не знакомой им работой, теряются и часами ждут помощи, я с благодарностью вспоминаю своего первого воинского наставника, ротного старшину Сергея Ивановича Клинкова.
ЭМИЛЬ ОФИН
ИГОЛКА И МЕДНАЯ МОНЕТА
Вот вы просите рассказать о моей пограничной службе, а сами уже улыбаетесь. Я-то знаю, почему вы улыбаетесь. Думаете, дескать, пограничный рассказ — это обязательно, во-первых, нарушитель границы, во-вторых, образцово-показательный солдат, который задерживает этого матерого волка; ну, тут, как водится, и помощь простых советских людей и, уж конечно, строгий волевой начальник заставы. Ну что ж, именно таким и будет мой скромный рассказ. Ничего не поделаешь — служба!
Начну с начальника заставы, капитана Малышева Олега Федоровича. Он был у нас действительно строгий и не в меру дотошный. Говорю «не в меру» потому, что ему в то время едва перевалило за тридцать, а придирчивости и ворчливости у него хватало на все пятьдесят. Не приведи господь, попадешься ему на глаза небритым, или там без пуговицы на гимнастерке, или, скажем, в нечищеных сапогах. Сразу же прищурится, поднимет одну бровь, посмотрит зачем-то на часы и начнет читать мораль про дисциплину и про достоинство воина-пограничника, про нарушения, про инструкции и так далее, и тому подобное. Заодно тут же припомнит твои прежние промашки, ежели они у тебя были. А если не было, так скажет: вот на такой-то заставе был такой солдат, вроде вас, товарищ Корешков, неряха, и дошел он, мол, до того… И пойдет приводить разные некрасивые примеры. И все это ровным, занудным голосом. Лучше бы уж сразу дал наряд вне очереди на кухню картошку чистить — и делу конец.
А еще наш капитан очень уважал глагол «доложить». Спрягал его, как говорится, во всех наклонениях. «Доложите, рядовой Корешков, как у вас обстоит дело с личной физической подготовкой. Вы вчера взяли стометровку, если не ошибаюсь, на четыре десятых секунды ниже вашего обычного времени». Или: «Товарищ старший лейтенант, у вас рядовой Макаров последние дни скучный ходит. Почему вы мне не доложили, что он бросил курить?»
Между прочим, вышел у меня однажды такой случай. Прогуливался я как-то в свободное время с одной девушкой из соседнего поселка в березовом леске неподалеку от заставы. Вдруг откуда ни возьмись навстречу Олег Федорович. Я, конечно, вытянулся, как полагается при встрече с начальником. А моя девушка — Марусей ее звали — шутница она была, тоже встала во фронт да еще козырнула капитану.
Тот прищурился, приподнял бровь и говорит:
— Товарищ Корешков, доложите, где находится ваш головной убор?
А моя зеленая фуражка находилась в это время на кудрявой Марусиной голове, потому что недавно прошел дождик, с берез капли валились, я фуражку-то Марусе и отдал. Ну, что тут скажешь? Стою, руки по швам, молчу.
Капитан ничего больше не сказал. Посмотрел на часы и пошел своей дорогой. А вечером вызвал меня к себе.
