Неписанный закон - [36]

Она торопливо написала ему несколько строк, назначая ему на следующее утро свидание у часов возле гостиницы на Пятой авеню. Они уже не раз встречались на этом месте.

Погода на следующий день стояла великолепная, солнечная. Начинала уже зеленеть трава, на деревьях распускались почки. Всюду слышался веселый смех и говор. По Бродвею и Пятой авеню медленно прогуливалась тысячная толпа.

Адамс явился первый на условленное место. Он был в мрачном настроении, совершенно не гармонировавшем с солнечным весенним днем и шумным говором разряженной толпы, медленно прогуливавшейся взад и вперед по Бродвею и Пятой авеню.

На улице стояли молодые греки и продавали фиалки. Поравнявшись с одним из них, Адамс вспомнил Лу и решил купит ей букетик. Он долго выбирал букетик получше и, наконец, остановив свой выбор на одном из них, расплатился с разносчиком. Теперь он думал исключительно только о Лу. «Они немногим только темнее её глаз», – подумал он, посмотрев на фиалки. Затем он грустно устремил глаза вдаль по тому направлению, откуда она должна была прийти. Она была так мала ростом, что ему приходилось пристально вглядываться в толпу из боязни, как бы не прозевать ее. Он давно уже привык узнавать ее еще издали по её альпийской шляпе. Он медленно стал прогуливаться взад и вперед. Наконец, он увидел вдали кончик её синей вуали, он поспешил ей на встречу и тотчас же вручил ей цветы. Её приход глубоко тронул его и он нежно заглянул ей в лицо и его поразило то глубокое сострадание его горю, которых дышала каждая её черта. Лу, нисколько не смущаясь, посмотрела ему прямо в глаза.

– Отправимтесь в парк, Эд, – сказала она.

Они молча перешли улицу по направлению к Пятой авеню, остановили первый попутный омнибус и взобрались на империал. Адамс с поразительною чуткостью улавливал малейшие оттенки её настроения. Он понимал, что её теперешнее отношение к нему не мимолетная фантазия и что она верный, преданный ему друг, который никогда не покинет его.

– Сегодня весь день в моем распоряжении, – сказала она, беря его под руку. – Я теперь понимаю, почему вы переехали от нас, – прибавила она. – Вы поступили вполне правильно. Сперва я рассердилась было на вас, но и то не серьезно, я сама себя обманывала. Вы сказали мне, Эд, что вы меня любите, а я холодно рассталась с вами, точно ваше чувство ничего мне не говорило. Но это неправда, и я очень рада, что вы меня любите.

Адамса взволновали её слова, губы его задрожали и он крепко сжал руку Лу. Говорить он не был в состоянии. Он думал, что они видятся сегодня в последний раз и потому, хотя её признание и было ему очень дорого, но в то же время оно являлось источником новых мучений для Адамса.

Длинная, бесконечно длинная улица, по которой они ехали, была сплошь запружена открытыми экипажами и каретами. Пешеходы лениво прогуливались по тротуарам и грелись на солнце. Полисмен стоял посреди улицы и размахивал своею палочкою, точно отбивая так музыке, молоденькая няня направлялась в парк со своими разряженными питомцами. Но странное дело, вся эта весенняя, залитая солнцем картина уличной жизни казалась Адамсу какой то призрачной, не реальной.

Доехав до входа в парк у Пятьдесят девятой улицы, они сошли с омнибуса и, войдя в парк, направились по тенистой аллее к пруду, а затем прошли на луг, на котором паслись овцы.

– Сядем здесь, – сказала Лу.

Вдали за решеткой парка виднелась 8-ая авеню с её высокими домами самой разнообразной архитектуры.

– Ну, Эд, – сказала Лу, устремляя на него вопросительный взгляд, – расскажите мне теперь, где вы поселились и что вы поделываете.

Её вопрос вернул его к мрачной действительности, которую он, было, совсем забыл, залюбовавшись цветами и травою. Ему хотелось излить перед Лу всю свою душу, все свои чувства; его удерживало сознание, что в настоящий момент он не имеет права этого делать.

– Я снял себе комнату за два доллара в неделю, – сказал он. – Обедаю у себя в комнате. Дел у меня теперь нет никаких, за которые стоило бы взяться. Я скоро уеду.

Он стиснул зубы, лицо его сделалось мрачным. Как он сильно изменился и похудел за этот месяц! Он мысленно унесся далеко за пределы парка и рассеянно поглядывал на проходящих, точно не замечая их.

– Я отлично знаю, что мужчина обязан работать, – сказал он, – но решительно не придумаю, за что бы мне такое приняться. Поеду ненадолго домой. Буду работать у отца на ферме и кое-что придумаю на свободе.

Лу было теперь не до упреков, по лицу Адамса она убедилась, что он болен. Она не стала с ним спорит и доказывать ему всю ошибочность его взглядов. Борьба с обществом казалась ей бессмысленной. Его предполагаемый отъезд очень огорчил ее, но отговаривать его она не стала. Она с болью в сердце наблюдала за выражением его лица, терзалась, видя его таким больным, ослабевшим, и думала только об одном: как бы ей развлечь его, развеселить его. Она приехала с ним в парк, чтобы весело провести время вместе, а совсем не для того, чтобы расстраивать друг друга. Надо было действовать и она тотчас принялась выполнять свой план.

Она нежно погладила его руку, как будто с нею рядом сидел не взрослый человек, а оскорбленный ребенок.