Непечатные пряники - [87]
Расцвели пышным цветом в Лыскове частные страховые агентства. Они и раньше там были – первое страховое агентство было организовано еще в 1827 году. К концу века в селе их была уже дюжина. Страховали дома, магазины, склады и пароходы. Судовладелец Сергеев так удачно утопил во время ледохода свой старый, но застрахованный в трех обществах пароход «Филипп», что на страховые деньги построил новый. Еще и лоцману, который все это помог ему осуществить, заплатил за этот рейс как за всю навигацию. И устроил работать кладовщиком, а лоцман, перед тем как помирать, рассказал об этом внуку, а внук местному краеведу, а краевед написал книжку[160].
Что касается культурной жизни Лыскова, то она кипела. В селе работало четырнадцать учебных заведений, тринадцать библиотек, был открыт общедоступный клуб, без устали заседал дамский комитет, комитет попечительства о народной трезвости открывал чайные, в которых можно было послушать лекцию о вреде пьянства, выпить чаю вприкуску с брошюрой о вреде пьянства, выйти, плюнуть в сердцах и пойти в трактир. Силами учебных заведений и дворянских усадеб ставились спектакли. Завелись народные театры, ставившие пьесы Островского, Чехова и Аверченко. Лысковские частные типографии, которых было уже три, печатали к этим спектаклям красивые афиши. Самый лучший лысковский парикмахер Василий Перицкий гримировал актеров и делал такие умопомрачительные прически актрисам, что…[161]
По решению земской управы и с помощью купечества был построен зал Общественного собрания, в котором была сцена, зрительный зал и такое удобное и просторное фойе, что хоть в зрительный зал не ходи – только прогуливайся, держа даму под руку, угощай ее пирожными, шампанским и сам не забывай выпить рюмку-другую коньяку.
В шестнадцатом году в Лысково открылся народный музей…[162]
Вот тут надо бы, конечно, прервать рассказ об истории музея и рассказать об истории Лыскова в XX веке. О том, что в двадцать втором году село наконец стало городом, о войне, об электромеханическом заводе, который начал работать в сорок втором, был градообразующим предприятием, выпускал для военной и автомобильной промышленности электрооборудование, а для нас паяльники и утюги, которыми паяла и гладила вся страна, о том, как он начал понемногу хиреть и теперь дышит на ладан, а утюгам и паяльникам сносу нет, как и сапогам, которые когда-то тачали лысковские сапожники, о консервном заводе, который жив, здоров, невредим и выпускает джемы, варенья, биологически активные добавки, множество фруктово-ягодных начинок, которыми наполняют плюшки, булочки и мороженое, о металлофурнитурном заводе, который за время своей работы успел выпустить такое количество ручек к мебели, что к ним никак не могут выпустить нужное количество ножек, о том, что…
После обеда, часа в три, от пристани на окраине Лыскова отходит паром на другую сторону реки – в Макарьево, к монастырю. Одно название эта пристань – даже будка с билетной кассой и та находится на пароме, а не на ней. Местные жители едут к макарьевским родственникам, а туристы в монастырь. Сначала паром идет по узкому извилистому затону, вдоль берегов которого расставлены в случайном порядке лодки, рыбаки и отдыхающие. По правому борту видны торчащие из воды ржавые остовы двух барж, затопленных еще в незапамятные советские времена. Минут через десять паром выбирается из затона в основное русло Волги и все туристы начинают метаться от борта к борту со своими фотоаппаратами, чтобы выбрать получше ракурс для фотографирования монастыря. Вместе с туристами мечутся по палубе и дети. Впрочем, они это делают безостановочно все полчаса, пока идет паром.
В Макарьеве все выходят на берег и идут в монастырь, минут за десять или пятнадцать его осматривают, а потом уходят на Волгу купаться и ждать обратного парома. В монастыре тихо, ухоженный сад, яблони, усыпанные зреющим белым наливом, и войлочные вишни. Трава под вишневыми деревьями усыпана уже подвяленными от долгой жары черными ягодами. Можно прогуляться по саду, посмотреть на спящего в цветнике кота, у которого одного уха нет совсем, а от второго кто-то отгрыз больше половины, и заглянуть на крошечное монастырское кладбище. Там, рядом с могилами монахинь, есть скамеечка под деревьями, на которую можно сесть, задуматься и просидеть… секунд тридцать, не больше – монастырские комары, злые, точно казни египетские, прогонят и со скамейки, и из сада, и из монастыря на берег. На берегу придется сидеть еще часа два в ожидании обратного парома. Тем временем в монастыре начнется вечерняя служба, и с монастырской колокольни раздастся колокольный звон. Часть туристов вернется в монастырь, чтобы посмотреть на службу, а часть пойдет в макарьевский магазин за пивом и мороженым. Наконец придет паром. Все погрузятся и поплывут обратно, кроме двух легковых автомашин, которые столкнулись при заезде на палубу и теперь остаются в Макарьеве ожидать гаишников, которые неизвестно когда приедут. Под их крики и ругань паром отходит от берега.
