Непечатные пряники - [86]
Через год ярмарка уехала в Нижний, а Лысково осталось. Надо было продолжать жить и торговать, но беда одна не приходит. Совершенно некстати для Лыскова и его хлебной торговли появились железные дороги, и хлеб, минуя село, повезли к Нижнему и Рыбинску. Мимо поплыли еще и пароходы с зерном. Печальное, должно быть, было зрелище – пароход плывет по Волге, гудит на всю округу, вымпелы на нем развеваются, черный дым из трубы валит… С правого берега на него смотрят печальные и отощавшие монахи из монастыря, а с левого безработные жители села Лысково. Уездный город Макарьев и раньше-то был не бог весть каким городом, а теперь и вовсе захирел. Несмотря на все эти обстоятельства, никто из местных жителей пахать землю, разводить огороды и выращивать лук с капустой не стал. Как занимались ремеслом – так и продолжали им заниматься. Тут можно с цифрами в руках долго рассказывать о том, как выросло количество кузниц, слесарных, горшечных, башмачных, прядильных и рядильных мастерских, вычислять количество холстин, горшков, башмаков и подков, приходившихся на каждого жителя села, но это все скучные материи[156]. На дворе уже была вторая половина XIX века[157], и в Лыскове появились крупные промышленные предприятия.
Самыми крупными исстари были винокуренные. Еще в 1661 году лысковские винокурни поставили в Казань шесть тысяч ведер вина. Через двести лет в Лыскове работали и солодовенные, и пивоваренные заводы. Более всех был известен пивоваренный завод купца первой гильдии Федора Яковлевича Ермолаева. Основали завод еще в 1860 году. Поначалу это было объединение мелких производителей и называлось акцизным комиссионерством, которое через два года прибрал к рукам каширский купец Зазыкин. Еще через год завод перешел в собственность к дочери князя Грузинского – графине Анне Георгиевне Толстой. У нее, спустя небольшое время, завод арендовал и выкупил Федор Ермолаев, а уж после его смерти заводом стали управлять три его сына. Так умело они управляли заводом, таких пивоваров выписали из Европы, что лысковское пиво на выставке девятьсот третьего года в Лондоне было удостоено Гран-при. Кстати сказать, на выставке в Нижнем лысковскому пиву дали лишь серебряную медаль. В 1882 году начали строить каменные корпуса и к началу XX века их построили. В Гражданскую войну завод разграбили, но уже в двадцать втором году стали восстанавливать. В войну на заводе варили варенье, мололи желуди, квасили капусту, сушили сухари, грибы, картошку и лук для нужд фронта. После войны снова стали варить пиво. В девяностых… Тут, как водится, надо вздохнуть и признаться читателю, что корпуса те в развалинах, а того пива… Того, конечно, нет, но есть новое. Корпусам ничего не сделалось – так и стоят. То есть корпуса стоят, а жизнь в них не стоит на месте. При заводе магазин под названием «Макарий», а в нем и пиво нескольких сортов, и три сорта кваса, и газированные напитки. Пиво, надо сказать, отменное. Особенно темное бархатное. К такому хорошо раков или стерлядок копченых. Раков вам продадут там же, в магазине, а вот за стерлядками придется пойти на местный рынок, найти рыбный павильон, неосторожно наступить на хвост коту, который там дежурит сутки через двое, и после того, как он перестанет орать, посмотреть с тоской на лежащего на прилавке одинокого копченого леща и спросить… Впрочем, ничего и спрашивать не надо. Вас поймут без слов и в тот же момент предложат копченых стерлядок, которые возникнут в руках продавца, точно кролики из шляпы фокусника. Рассказывать о вкусе копченых стерлядей занятие, доложу я вам, совершенно глупое. Пусть этим занимаются те, кто пишет статьи в кулинарные журналы, а мы вернемся в позапрошлый век.
Работал в Лыскове и водочный завод графини Толстой. Увы, от него остались одни воспоминания да витрина в музее с потемневшими, рассыпающимися этикетками черемуховой и смородиновой наливок. Водочному заводу графини составлял конкуренцию винокуренный завод купца Степанова. Двухэтажный каменный дом, в котором он жил, и сейчас стоит в одном из переулков. Во дворе дома были большие кирпичные склады готовой продукции. В самом доме после семнадцатого года довольно долго помещалась милиция. Милиционеров никто даже и не спрашивал – почему от них все время пахнет водкой.
Одним из самых заметных лысковских предприятий был механический завод купца И. И. Тараканова. Делал он балагуровские замки, персидские шкатулки, медогонки, трубы, ведра и несгораемые сейфы. В рекламных целях Иван Иванович в престольные праздники на Оленьей горе устраивал представления. Гвоздем программы таких представлений был большой костер, в который… персидских шкатулок не бросали, а ставили большой несгораемый сейф с таракановскими деньгами. Костер догорал, и купец вытаскивал деньги целыми и невредимыми. В музее есть такой сейф. Он маленький, немногим более полуметра в высоту, имеет вид детской игрушки, но весит как большой. Пытался я его оторвать от пола… В музей этот сейф попал закрытым. Пошла Елена Глебовна к мастерам, чтобы те ей его открыли. Мастера, понятное дело, сразу предупредили: все, что в нем найдем, делим пополам. Сейф мастера, как ни пытались, открыть не смогли. Через милицию обратились к самым лучшим медвежатникам. Самые лучшие медвежатники полгода бились, но сейф открыли. Лежал там запасной комплект ключей и больше ничего. Тараканов был не единственным среди лысковских купцов, кто понимал важность рекламных акций. К примеру, владелец пароходов купец Сергеев каждому, купившему билет на его пароход «Братья», выдавал бесплатно булку со стаканом чая и этим обставлял пароходное товарищество «Березники», которое за покупку билета выдавало лишь булку. Правда, французскую. К концу XIX века возле Лыскова, в деревне Исады, которая исполняла роль речного вокзала Лыскова
«Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками…»Валерий Хаит.
Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…
Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.
Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.
Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.
Стилистически восходящие к японским хокку и танка поэтические миниатюры давно получили широкое распространение в России, но из пишущих в этой манере авторов мало кто имеет успех, сопоставимый с Михаилом Бару из Подмосковья. Его блистательные трех– и пятистишья складываются в исполненный любви к людям, природе, жизни лирический дневник, увлекательный и самоироничный.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.
Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории Карело-Финской ССР. Сборник документов и материалов. Составители: С. Сулимин, И. Трускинов, Н. Шитов.
Данная работа представляет первое издание истории человечества на основе научного понимания истории, которое было запрещено в СССР Сталиным. Были запрещены 40 тысяч работ, созданных диалектическим методом. Без этих работ становятся в разряд запрещенных и все работы Маркса, Энгельса, Ленина, весь марксизм-ленинизм, как основа научного понимания истории. В предоставленной читателю работе автор в течение 27 лет старался собрать в единую естественную систему все работы разработанные единственно правильным научным, диалектическим методом.
Данная работа представляет первое издание истории человечества на основе научного понимания истории, которое было запрещено в СССР Сталиным. Были запрещены 40 тысяч работ, созданных диалектическим методом. Без этих работ становятся в разряд запрещенных и все работы Маркса, Энгельса, Ленина, весь марксизм-ленинизм, как основа научного понимания истории. В предоставленной читателю работе автор в течение 27 лет старался собрать в единую естественную систему все работы разработанные единственно правильным научным, диалектическим методом.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
«Миграции» — шестая книга известного прозаика и эссеиста Игоря Клеха (первая вышла в издательстве «Новое литературное обозрение» десять лет назад). В нее вошли путевые очерки, эссе и документальная проза, публиковавшиеся в географической («Гео», «Вокруг света»), толстожурнальной («Новый мир», «Октябрь») и массовой периодике на протяжении последних пятнадцати лет. Идейное содержание книги «Миграции»: метафизика оседлости и странствий; отталкивание и взаимопритяжение большого мира и маленьких мирков; города как одушевленные организмы с неким подобием психики; человеческая жизнь и отчет о ней как приключение.Тематика: географическая, землепроходческая и, в духе времени, туристическая.
Эта книга – социальный травелог, то есть попытка описать и объяснить то, что русскому путешественнику кажется непривычным, странным. Почему во Владивостоке не ценят советскую историю? Почему в Лондоне (да, в Лондоне, а не в Амстердаме!) на улицах еще недавно легально продавали наркотики? Почему в Мадриде и Петербурге есть круглосуточная movida, толпа и гульба, а в Москве – нет? Отчего бургомистр Дюссельдорфа не может жить в собственной резиденции? Почему в Таиланде трансвеститы – лучшие друзья детей? Чем, кроме разведения павлинов, занимается российский посол на Украине? И так – о 20 странах и 20 городах в описаниях журналиста, которого в России часто называют «скандальным», хотя скандальность Дмитрия Губина, по его словам, сводится к тому, что он «упорядочивает хаос до уровня смыслов, несмотря на то, что смыслы часто изобличают наготу королей».
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.