Неожиданные люди - [66]

Что касалось отношения с четырьмя остальными ГИПами, с кем Вадим делил рабочее место в общем кабинете, то с ними он держался на короткой ноге, и это было нетрудно, поскольку ГИПы друг от друга независимы.

Коротко сказать, уже через полгода работы Вадик был на хорошем счету и у своих коллег, и у начальства, но эта слава мало занимала его, всегда державшего в уме другой, далекий прицел…

В филиале было три руководителя: директор, главный инженер и главный архитектор. Должность директора, по преимуществу хозяйственно-административная, Вадика не соблазняла. Должность главного инженера, имевшего отношение к архитектуре самое сомнительное и чаще — критикующее (с точки зрения рациональности конструктора-строителя, кем он по существу и был), тоже была не для Вадика. Главный архитектор — вот что было пока что пределом его мечтаний…

Эта должность, надежно занятая, года через три должна была освободиться в связи с уходом нынешнего главного на пенсион, и Вадик стал заранее прикидывать свои возможности сделаться его преемником. Но первым долгом надлежало изучить и оценить, так сказать, поле предстоящего сражения, а также выявить своих возможных конкурентов, и вскоре ситуация была ему вполне ясна.

К удивлению Вадима, честолюбцев в институте оказалось очень мало, считанные единицы. Большинство довольствовалось скромной ролью исполнителей, а если втайне и надеялось на должностное продвижение, то лишь в своем отделе, и притом надежда эта связывалась с прибавкой десятки-другой к зарплате. Разумеется, в любом подразделении был человек, лелеявший мечту занять, при случае, местечко своего начальника, но и этими мечтателями, как оказалось, когда их раскусил Вадим, двигало не столько деловое честолюбие, сколько чисто материальные соображения: шеф получал в два раза больше исполнителя. Но таких честолюбцев Вадим в расчет не принимал, поскольку собственное его положение было не ниже уровня начальника отдела. Потенциальных конкурентов нужно было угадать среди своих коллег, имевших высшее архитектурное образование, и он их угадал. Их было трое: ГИП Барабанов, начальник архитектурного отдела Ненашев и руководитель группы из того же отдела Курбатов, бывший, по слухам, внучатым племянником Скибы, главного архитектора филиала. Вадим прикинул шансы каждого из них.

Барабанов, высокий, элегантный мужчина лет пятидесяти, умница и эрудит, был, пожалуй, самым несомненным из возможных претендентов на должность главного, хотя, как заметил Вадим, Скиба недолюбливал подчеркнутую независимость, с какой Барабанов отстаивал на совещаниях свои архитектурные взгляды и вкусы. Вторым, если не первым, кто имел моральное право хоть завтра перебраться в кресло Скибы, Вадим считал Ненашева. Молодой, всего лет на пять старше Вадика, толковый архитектор, Ненашев пользовался единодушной симпатией подчиненных, которых покорял чисто человеческими качествами: всегда по-комсомольски оживленный, равно со всеми приветливый, он живо интересовался настроением и увлечениями своих сотрудников, не скрывая и собственных (всем было известно, например, что он по выходным пробует себя как пейзажист-любитель), знал, кто чем дышит, как к кому подойти, и отделом руководил будто играючи, удерживая первенства в соревновании. Именно он в отсутствие Скибы всегда его замещал, и все же Вадик сомневался, что беспартийного Ненашева утвердят главным. В этом смысле больше шансов было у Курбатова, члена партии и председателя месткома. Правда, как архитектор он мало что собою представлял, но не зря же Ненашев сделал его правой своей рукой: у этого не по годам лысоватого, сутулящегося малого было поистине лошадиное трудолюбие и еще — поддержка дядюшки, конечно. Так что реальных соперников у Вадика могло быть двое: Барабанов и Курбатов. Но чтобы их «преодолеть», ему предстояло сперва завоевать авторитет в коллективе — и личное доверие Скибы. На это у него ушло почти два года.

Чтобы прибавить к деловому своему престижу не менее весомый общественный, Вадим вошел в состав партийного бюро, и сделал это несколько своеобычным способом. Заметив, что сотрудники взяли за обыкновение сидеть на собраниях с книжками перед глазами, а выступающих слушать вполуха, Вадим, дождавшись перевыборов бюро, взял слово и сказал: «Товарищи, важнее дела, чем партийное, для нас, сидящих здесь, не существует. Партийное собрание — одно из таких дел. А теперь посмотрим, как мы к нему относимся. Многие читают книжки… другие разговаривают… третьи откровенно дремлют… — При этих словах, сказанных негромко и спокойно, без патетики, книжки в зале захлопнулись, взгляды устремились на оратора, а зал словно хватило столбняком тишины. — В кулуарах мы сами возмущаемся показухой, а на собраниях сами же ее демонстрируем. Кого мы обманываем? Самих себя. И своих товарищей, которые выходят на трибуну. По-моему, с этим нужно кончать. И еще хочу заметить: на протяжении, по крайней мере, полугода — с тех пор как я работаю здесь — мы избираем в президиум одних и тех же лиц, кого-нибудь из партбюро. Это неправильно. Вести собрание должны учиться все. Поэтому предлагаю: председательствующего выбирать по алфавитному порядку…» Вадику горячо аплодировали, и громче всех — представитель горкома. После чего его ввели в бюро, единогласно, между прочим, и избрали замом по оргработе. А уже через год он был секретарем партийной организации: настолько очевидно было его деловое превосходство в сравнении с прежним секретарем, Клочковым из отдела сантехники. И надо сказать, что стиль работы нового секретаря с его терпимостью к чужому мнению, привычкой больше слушать и меньше говорить, внимательностью к просьбам, а также и личная скромность Вадима, даже, пожалуй, малозаметность, снискали ему уважение сотрудников. Но Вадик понимал: для полноты авторитета ему недостает хотя бы нескольких престижных знакомств, и с этой целью стал приглашать к себе гостей.