Неожиданные люди - [38]

— Как же вы такое допустили?! — вскричал Кремнев, пронизывая Уварова взглядом своих неподвижных оловянно-серых глаз.

— Все произошло внезапно, сегодня утром, в начале смены, — не торопясь и, видимо, спокойно объяснял Уваров, но по тому, как судорожным движением рук он сжимал и мял свою тетрадь для записей, видно было, чего стоило ему это спокойствие. — Грунт был отсыпан до верхней отметки, двадцать метров, и ни малейших признаков просадки не было. Но едва мы начали подвоз балласта на пути, как насыпь начала катастрофически садиться, а из-под насыпи пошел плывун. Он идет до сих пор, сплошным потоком, как сель в горах…

— Идет на воздухонагреватели! — яростно прервал его Кремнев.

— Да, шел туда, но мы сделали обваловку и повернули его в сторону…

— Вы всех нас без ножа зарезали! — опять прервал его Кремнев. — Вы сорвали строительство домны!..

Уваров покачал головой:

— Нет, Герман Павлович, наше управление здесь абсолютно невиновно. Мы возводили насыпь в точном соответствии с проектом.

— Так кто же здесь, по-вашему, виновник — проектировщики?!

— Я полагаю, что авария произошла из-за случайности, — сказал Уваров. — Наверно, где-то поблизости протекает подземный ручей. Он-то и образовал плывун, который под давлением насыпи вырвался наружу… Конечно, это случайность, что геологи не обнаружили подземный ручей. Ближайшие скважины — метрах в тридцати от насыпи, и везде грунт плотный и сухой…

— Слушайте, вы сколько лет занимаетесь земляными работами? — почти спокойно спросил Кремнев и, когда Уваров обронил: «Всю жизнь», опять взорвался раздраженным криком:

— Так почему же вы, черт побери, за всю вашу жизнь не усвоили простую истину, что пробы грунта должно отбирать по оси возводимой насыпи?! Почему перед началом земляных работ вы не заставили геологов заложить шурфы где надо?! Почему?!

— Да в этом просто не было необходимости, — устало возражал Уваров. — Ведь шлаковозный путь проходит по строительной площадке, геология которой изучена…

— Но вы же убедились, насколько хорошо она изучена? — с сарказмом вопросил Кремнев.

— Это — случайность, Герман Павлович, дикая и неприятная случайность, не больше, — потерянно твердил Уваров.

— Ну, вот что! — шлепнул по столу ладонью Кремнев. — Даю вам трое суток на устранение аварии. И если вы не справитесь за этот срок, можете считать, что ваша карьера кончена!

При этих словах бледное лицо Уварова болезненно сморщилось, но через мгновение он овладел собой и словно весь окаменел.

— Это совершенно нереально, — сказал он, еле шевеля губами. — Выбрать и переместить около трех тысяч кубометров грунта… вычерпать плывун… заново отсыпать насыпь из другого грунта — за трое суток это невозможно сделать… никакими силами… Я не справлюсь…

И в это мгновение Ваганов поймал на себе упорный взгляд Авдеева, бывшего своего главного инженера, а затем начальника «Промстроя»: этот взгляд, расстроенный и возмущенный, взывал к тому же, что собрался сделать сам Ваганов: остановить «разнос» Кремнева… Он быстро набросал записку: «Прошу вас прекратить избиение Уварова» — и положил ее перед Кремневым… Но записка опоздала…

— Попробуйте только не справиться! — уже кричал Кремнев, угрожающе целясь глазами в Уварова. — Да я как саботажника отправлю вас туда, куда Макар телят не гоняет! Попробуйте только не справиться! — еще раз вскричал Кремнев и вдруг замолчал, яростно дыша сквозь раздутые ноздри и хватая суетливыми руками бумажки на столе…

И снова тишина дамокловым мечом нависла над сидящими… Кремнев читал записку… И вдруг сквозь тягостную тишину пробились приятные звуки стекла, звонящего о стекло: то Белецкий, звякнув пробкой графина, наливал в стакан воды для Уварова… Упруго, успокаивающе булькала вода в горловине графина… Кремнев читал записку Ваганова, что-то долго очень читал, вероятно не улавливая смысла в возбужденном своем состоянии… Лицо Уварова, как тенью, подернулось землистым оттенком… Он пил не отрываясь. Рука его, держащая стакан, мелко-мелко дрожала… Осушив стакан до дна, он его поставил около графина и затем кивнул Белецкому серьезно и внимательно… Кремнев, покончив наконец с запиской, перевернул ее и сунул к себе под бумаги.

— Товарищ Уваров свободен, — сказал он тихим, будничным, но отчего-то чужим, незнакомым голосом, и Уваров, с блокнотом в руках, пошел…

Он шел очень тихо и неуверенно, походкой человека, засыпающего на ходу. У дверей его шатнуло. Он схватился за дверную ручку, постоял секунду-две и, открыв дерматиновую дверь, не вышел, а словно выставил себя в приемную.

— «Механомонтаж», докладывайте, — вяло обронил Кремнев и, в полчаса закончив совещание, уже без шума и угроз, тотчас же отправился на «Доменстрой», захватив с собой в машину и Ваганова.

«Тогда-то, в машине, ты ему и высказал», — прервал свои воспоминания Ваганов.

«Нет, я ему сказал позднее, на обратном пути. Я думал, он уже перекипел и успокоился. Ведь он своими собственными глазами убедился в масштабах аварии. И даже срок, трехдневный, продлил Уварову до шести. И, к чести Уварова, он справился с этой немыслимо тяжелой задачей: дважды перелопатил экскаваторами и бульдозерами огромные массы грунта, и, точно к исходу шестого дня, заново возведенная насыпь трапецеидальным брусом желтела на площадке «Доменстроя», поблескивая рельсами шлаковозных путей, — кстати, за этот «штурм» Уваров премирован был Кремневым бесплатной путевкой в черноморский санаторий. Да, это было, когда мы, осмотрев аварию, распрощались со «свитой» из начальников и инженеров и пошли к машине, на несколько минут оставшись одни. Тогда-то я и сказал ему — сказал как можно мягче, — что столь сильные средства воздействия, какие он использовал в споре с Уваровым, впредь повторяться не должны… И тут он взорвался, чего я, честно говоря, не ожидал. Он стал кричать и чуть не топать ногами. Так что же он ответил мне? А вот что: он мне кричал, что все мы — мастера критиковать, да не все мастера дело делать. И чем меньше ответствен человек, тем больше он горазд судить другого, кто на своих плечах несет огромный груз ответственности. И в этом он был прав, пожалуй. Он говорил: ему, Кремневу, и никому другому, поручено поднять завод в степи — и он это сделает во что бы то ни стало, в срок, назначенный Москвой. А он не только строит — в невыносимых, тяжелейших условиях дикой природы — он еще и исправляет кучу всякого рода ошибок мастеров портачить… Только волей, железной концентрацией всех средств и ресурсов, умноженных на пламенный энтузиазм строителей, возможно добиться успеха, — и тут уже ему, Кремневу, не до сантиментов: все, что встанет на пути движения к успеху стройки — лень, рутина, безалаберность, раскоряченное самолюбие руководителей всех рангов, — все должно быть сломано и сметено… А еще он вот что мне сказал: что я, Ваганов, слишком рано берусь судить его. «Когда вот здесь, — сказал он, обернувшись к панораме стройки с ее устремленными ввысь скелетами стальных и бетонных конструкций, — когда вот в этой дикой степи засветится красное пламя доменной плавки, тогда и суди меня на здоровье! А пока ты должен — и обязан! — не судить, а помогать… или не мешать мне делать дело!» — сказал и, сунувшись в кабину «ЗИМа», хлопнул дверцей…»