Неожиданные люди - [37]

Шрифт
Интервал

— «Доменстрой»! — вдруг объявил Кремнев, и эти слова, облаченные в баритональные, насыщенные властностью звуки, упали на стол как зримые.

Начальник «Доменстроя» Карнаухов, плотный и приземистый, весь словно прокопченный от загара, проворно встал.

— Михал Михалыч, вы знаете, сколько осталось до пуска? — с угрожающим оттенком в голосе спросил его Кремнев.

— Сто тринадцать суток, Герман Павлович! — бросив на Кремнева энергичный взгляд, сказал Карнаухов.

— Докладывайте!

— За истекшую неделю, — начал Карнаухов, по-военному чеканя слова, — наше управление выполнило план по всем важнейшим показателям…

— Михал Михалыч! — сердито перебил его Кремнев. — Меня интересует не выполнение наших планов, а ход строительства доменного комплекса!

— Ясно, Герман Павлович! — быстро согласился Карнаухов.

— Так с этого и начинайте!

— Значит, так, — с готовностью, но менее уверенно проговорил Карнаухов, — строительно-монтажные работы на комплексе ведутся, в основном, по графику… Но сегодня… с утра монтаж воздухонагревателей остановлен…

— Что значит «остановлен»?! — взорвался Кремнев. — Кем остановлен?!

— Герман Павлович, у них монтажная площадка оказалась в аварийном состоянии, — виновато моргая, но явно не договаривая что-то, пробормотал Карнаухов, спасительно оглядываясь на Белецкого.

— «Механомонтаж»! В чем дело?! — кинул взглядом на Белецкого Кремнев.

Вместо быстро севшего на место Карнаухова медленно поднялся Белецкий.

— На площадку воздухонагревателей двинулась лавина мокрого грунта, — сказал Белецкий, и от его негромкого, чуть хрипловатого голоса, всей его грузной фигуры с обвисшими немолодыми плечами повеяло спокойствием человека, знающего себе цену и умеющего за себя постоять (и действительно, его заслуги в строительстве были не меньше, чем у Кремнева, и, может быть, поэтому он был одним из немногих на стройке, с чьим мнением Кремнев, хотя и поневоле, считался). — Плывун прорвался нынче утром откуда-то из-под насыпи для шлаковозных путей, — уточнил Белецкий и замолчал, спокойно глядя на Кремнева сквозь круглые очки в железной оправе.

— Откуда же взялся плывун?! Почему об этом мне не доложили?! — сдерживая раздражение, спросил его Кремнев.

И Белецкий, который не мог не знать причин аварии (Ваганов был уверен в этом), сказал, пожав плечами:

— Об аварии я узнал перед самой оперативкой, — сказал и, выждав краткую паузу, сел.

— «Гидроспецстрой»! Может быть, вы, наконец, ответите, откуда у вас на объекте появился плывун?! — грозно вопросил Кремнев и заметался взглядом между сидящими по обе стороны стола (и вместе с ним начали искать глазами все присутствующие), но — тщетно…

— Артур Акимыч! — поднял резкий взгляд Кремнев на главного диспетчера, худого и высокого, как жердь. — Почему здесь нет представителя «Гидроспецстроя»?!

— Уваров мне звонил… сказал, что немного опоздает, — поспешно ответил диспетчер, вытягиваясь в струнку, — ввиду аварии…

— Так почему же, черт возьми, мне об этом не доложили?!

— Причина аварии была неизвестна, поэтому я посчитал преждевременным вас беспокоить, — бормотал диспетчер, изо всех сил стараясь не уронить достоинства в глазах сидящих за столом, которых он, как главный контролер строительства, нередко брал, что называется, за горло и сочувствием которых потому не пользовался. — К тому же я не знал всех последствий аварии…

— Диспетчерская служба, — гневно перебил его Кремнев, — для того и существует, чтобы знать обо всем, что происходит на стройке, на любом ее объекте, в любом ее подразделении, в любое время суток!.. Кто из диспетчеров дежурил на комплексе с ночи на утро?

— Круглов, — подавленно сказал Артур Акимыч.

— Подготовьте приказ с объявлением Круглову выговора за халатность и незнание!

— Слушаюсь! — облегченно сказал диспетчер стройки и, сложив свое длинное тело, как метр, опустился на стул.

— Ты тоже не в курсе? — вполголоса спросил Кремнев сидящего по правую руку от себя главного инженера Медведева.

Медведев, меланхоличный, крайне молчаливый человек, рыхлой своей фигурой похожий на беременную женщину, давно уже самоустранившийся от управления строительством, отрицательно качнул головой.

— Черт знает что такое! Авария — и никто ничего не знает! Полнейшая безответственность! — Кремнев швырнул в бумаги карандаш и тяжело задышал, раздувая враз побелевшие ноздри.

Тягостная тишина достигла апогея; казалось, она физически давит людей, с опущенными головами сидящих за столом…

Вдруг дверь в кабинет отворилась, и Ваганов, со всеми вместе обративший взгляд в ту сторону, увидел Уварова: у него было лицо человека, потрясенного внезапным несчастьем.

— Валерий Валентинович, что там у вас стряслось? — бросил ему через весь кабинет начальник стройки, и Ваганов удивился интонации, с какой он это спросил: в ней не было и тени раздражения, а только искренняя озабоченность и еще — надежда, что авария не так опасна…

— Просадка шлаковозных путей, — на ходу ответил Уваров и, заняв освобожденное для него место, между Белецким и Артюхиным, остался стоять, резко выделяясь своей седой как снег головой и чертами удлиненного лица старого интеллигента. Он помолчал и, не дождавшись нового вопроса, глухо обронил: — «Просадка» не то слово: насыпь вышла из строя почти на всем протяжении шлаковозных путей…


Еще от автора Николай Алексеевич Фомичев
Во имя истины и добродетели

Жизнь Сократа, которого Маркс назвал «олицетворением философии», имеет для нас современное звучание как ярчайший пример нерасторжимости Слова и Дела, бескорыстного служения Истине и Добру, пренебрежения личным благополучием и готовности пойти на смерть за Идею.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».