Неожиданные люди - [16]

Шрифт
Интервал

— Здрасть, — искоса глянул на Шугаева Гребенщиков и перевел сердитый взгляд на Якова Петровича. — Так в чем дело? Хозяин ты здесь или кто?!

Хмурое лицо Якова Петровича растерянно дрогнуло и вдруг упрямо напряглось.

— Сперва бы нужно в цехи заглянуть, — сказал он строптиво, — а после про окна-двери спрашивать…

— Давайте посмотрим, — примирительно сказал Найденов.

Гребенщиков повернулся и уверенным шагом двинулся к дверям помольного. Один за другим они нырнули в мутный проем, озадаченный Гребенщиков невольно приостановился у порога и, сменив походку, пошел через грохочущий цех, наполненный цементной взвесью, с осторожностью человека, попавшего со света в темноту. Следуя за ним, Шугаев видел снующие вокруг фигуры рабочих и нет-нет да косился на грузно-широкую спину управляющего со смешанным чувством неверия и надежды.

Во двор они вернулись с головы до ног выбеленные пылью и принялись отряхивать друг друга, Шугаев — Найденова, а тот — Гребенщикова.

— Что ж ты, не мог как следует стыки уплотнить? — раздраженно басил управляющий, утирая платком побагровевшее лицо и шею. Но в этой раздраженности его Шугаев уловил что-то нарочитое, неуверенное. — А кожухи элеваторов, шнеков? Разве нельзя их заварить как следует? Ну, что молчишь? — Он смешно затопал ногами, сбивая пыль, осевшую на сандалетах и пестрых носках.

Яков Петрович развел руками:

— Это все мертвым припарки, Пал Палыч. Вы же сами видели: вентиляторы на стенах сами по себе, а оборудование само по себе. Ни тебе вытяжных зонтов, ни отсосов… Да там и не втиснешься с этим хозяйством…

— Полумеры тут не помогут, — негромко заметил Шугаев.

— Да, Пал Палыч, нужно кардинально решать, — сказал Найденов.

— Я им механика сюда пришлю с бригадой слесарей, — упрямо буркнул управляющий.

Вдруг Шугаев заметил группу рабочих, выходивших из дощатого тамбура. Рабочие подошли, обступили начальство. Здесь же был и Жернох. Бушлат его был распахнут, и угрюмые глаза выжидательно смотрели на управляющего. Рядом стоял муж Аси Родион.

— Здравствуйте, Пал Палыч, — сказал Родион.

— Здравствуй, здравствуй, Родион. — По-видимому, Гребенщиков знал парня, и лицо его смягчилось беглой улыбкой. Он шагнул к рабочему и пожал ему руку. — Ну, как вы тут?

— Да ничего, — качнул головой Родион.

— Ничего — в кармане пусто, — пошутил Гребенщиков. — А у вас? Водится что-нибудь?

Родион улыбнулся, обнажив прокуренные зубы:

— На заработки грех обижаться…

— А на что не грех? Спецжиры получаете?

— Молоко-то? Получаем, как же. — Он окинул нерешительным взглядом товарищей и сказал: — Так-то все ничё. Пылью вот мучаемся, Пал Палыч. Вентиляцию, что ли бы, какую придумали…

Гребенщиков, широко расставив ноги и сунув руки в карманы пиджака, задумчиво косился на глухо грохочущий цех.

«Неужели остановит?» — вдруг заволновался Шугаев.

— Вчера Трофим, слесарь дежурный, полез на верхотуру, на силоса, — рассказывал Родион. — Шнек там заело на первой нитке. Выключил пускатель, да не тот: пылюга, не видать ни черта! Ну, сунулся с монтировкой, а его и схвати винтом-то за рукав… Хорошо, куртка у него трухлявая была, рукав оторвался, а то и затянуть бы могло…

— Ну, дорогой, — Гребенщиков шевельнул бровями, — твой Трофим нарушил технику безопасности. Он должен был обесточить обе нитки.

— Да это-то так, — неохотно согласился Родион.

— А кроме пыли, шум еще донимает, Пал Палыч, — сказал молодой, с седыми от пыли бровями парень. — На больших заводах, слышно, изоляцию на мельницы ставят, от шума. А то придешь домой, а в башке звон стоит…

— Подождите, ребята, — глянул на него Гребенщиков. — Вот сдадим вторую очередь комбината, такой вам завод отгрохаем! Картинку! В белых халатах будете работать.

«Да», — только и сказал себе Шугаев, и в душе его стало пусто от слов управляющего.

— Что ж, много ждали, немного подождем, — согласился парень.

— А как у вас с плановым заданием? — с грубоватым задором спросил Гребенщиков. — Выполните?

— Выполним! — дружно отозвались рабочие.

— Цементовоз еще один давайте! — потребовал Жернох. — Возить не успевают, силоса битком набиты…

— Яков Петрович, — повернулся к нему управляющий, — позвони диспетчеру, пусть еще одну машину подбросит… Ну, жмите, жмите, хлопцы! Знаете, куда ваш цемент идет?

— Зна-а-а-ем…

Гребенщиков взглянул на часы:

— До свидания, ребята. — Он с каждым попрощался за руку и пошел к машине, сопровождаемый Найденовым, который чему-то улыбался. Его аккуратный, спортивного покроя костюм был чист, словно ни одна пылинка к нему не пристала.

— Дмитрий Яковлевич, садитесь, — предложил он Шугаеву. — Подбросим вас до центра.

— Спасибо. — Шугаев показал на чемоданчик с шумомером. — Мне нужно еще шум замерить в помольном отделении.

— А-а. Ну-ну…

Одна за другой плотно хлопнули дверцы, мягко заурчал мотор, и Найденов за стеклом, успокоительно улыбнувшись Шугаеву, прикрыл за стеклами очков глаза с выражением: «Там, мол, посмотрим…»

Легковая сорвалась и, взметнув облако пыли на повороте, скрылась за углом.

…— Мировой у нас народ, — вслух подумал Гребенщиков, покачиваясь в кресле.

— Да, народ отличный, — задумчиво сказал Найденов. — Нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы избавить людей от этой ужасающей пыли.


Еще от автора Николай Алексеевич Фомичев
Во имя истины и добродетели

Жизнь Сократа, которого Маркс назвал «олицетворением философии», имеет для нас современное звучание как ярчайший пример нерасторжимости Слова и Дела, бескорыстного служения Истине и Добру, пренебрежения личным благополучием и готовности пойти на смерть за Идею.


Рекомендуем почитать
Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


...Где отчий дом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Опрокинутый дом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иван, себя не помнящий

С Иваном Ивановичем, членом Общества кинолюбов СССР, случились странные события. А начались они с того, что Иван Иванович, стоя у края тротуара, майским весенним утром в Столице, в наши дни начисто запамятовал, что было написано в его рукописи киносценария, которая исчезла вместе с желтым портфелем с чернильным пятном около застежки. Забыл напрочь.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».