Неотразимая графиня - [8]

Миссис Джордж подошла к концу кровати, она держала в руках высокую пирамиду из шляпных коробок и, чуть склонив голову набок, смотрела под ноги. Бросив коробки в центр новой кучи, она оглянулась и, отряхнув руки от пыли, присела в поклоне:

— Милорд.

Зачем он посоветовал ей отказаться от вуали? Ее глаза блестели, Боже мой, даже сияли, а на щеках горел румянец, губы изогнулись, их уголки привычно приподнялись.

Себастьян предпочел бы слезы. Поток слез.

— Вы больше не носите вдовий чепец? — спросил он.

Она поморщилась.

— Ну разумеется, вы не могли не сказать этого. Я решила, что это не обязательно. Я ношу траур и думаю, платья достаточно, а вдовий чепец только бы заставлял меня чувствовать себя лошадью в шорах. Более того, я у себя дома и никто, кроме слуг, не видит меня. И кроме вас. — Она замолчала, уголки ее губ вновь приподнялись в забавной гримасе. — Надеюсь, я не оскорбила ваши чувства, милорд?

Конечно, она не была искренней. Ничто в ее внешности или тоне не могло убедить его, что его мнение хоть что-то значило для нее.

Просто она была чертовски счастлива. Нечто новое за эти три печальных месяца. Его слуги, брат, другие лорды в парламенте — каждый ходил вокруг него на цыпочках, осторожно, стараясь не говорить громко и не смеяться в его присутствии. Только Генри смел улыбаться ему, его детская невинность защищала Себастьяна от отчаяния, которое поселилось в их доме и во всех его обитателях.

Но Лия Джордж не была ребенком, которому далеко не все следует знать. И даже если она раньше знала о романе своего мужа, даже если она презирала Йена за это, ей следовало, по крайней мере, печалиться. Если не из-за его смерти, то хотя бы из-за того, что он предал ее. Печалиться по поводу той неожиданной перемены, которая случилась в ее жизни. Из-за того, что теперь она не могла носить что-то иное, кроме черного, как не могла посещать из-за траура балы, приемы и музыкальные вечера. Господи, хотя бы потому, что долго не сможет улыбнуться на людях.

— Я вижу, вы наводите порядок? — спросил Себастьян, выразительно приподняв бровь и игнорируя ее вопрос.

Никто из его слуг не смел зайти в комнату Анджелы, и даже он сам еще ни разу не отважился зайти туда. Искушение посидеть там, впитывая ее запах, притворяясь, что она скоро войдет, как будто ничего не случилось, было слишком сильным. Таким же сильным, как искушение разрушить все и сжечь все воспоминания.

Ясно, что Лия не испытывала подобных чувств.

Она проследила за его взглядом.

— Готовлюсь к возвращению в Линли-Парк. А вещи… — Она пожала плечами. — Что-то для слуг, что-то на благотворительность. Я думаю, это куда лучше, чем кормить моль и крыс. Но пойдемте, — сказала она, направляясь к двери. — Я знаю, вам не терпится узнать, зачем я вас пригласила.

Себастьян молча прошел за ней через смежную дверь, ведущую в другую спальню — ее спальню, судя по всему. Кроме большой кровати под балдахином в темно-синих тонах, которая занимала центр комнаты, обстановка была абсолютно женская. Но здесь не было ни роз, ни кремовых ангелов, лишь изящное сочетание желтого и светло-синего. Комфорт вместо чувственности, мебель скорее практичная, нежели роскошная, и Себастьян, как только вошел, почувствовал себя неловко. Это было нечто интимное, свидетельство ее личной жизни, о чем он не хотел знать.

Он посмотрел на Лию, которая уже склонилась над грудой вещей в дальнем конце комнаты. Слуги не входили сюда, только их голоса раздавались в соседней комнате, не давая Себастьяну и Лие оказаться в полном одиночестве.

Оглянувшись, Себастьян подошел ближе, пока не убедился, что она хорошо его слышит.

— Черт побери, но мы ведь заключили соглашение?

Она резко подняла голову, прищурилась и смерила его взглядом, затем вернулась к своим поискам.

— Я помню и никому не открыла правду.

— Нет? Может, вы думаете, что ваши слуги слепы и глухи? Что они не понимают, как вы странно счастливы спустя всего три месяца после смерти мужа? Будь я проклят, вы можете не носить вдовий чепец, говорить и вести себя как угодно, когда вы одна, — в конце концов, это ваше дело, но перед другими будьте добры соблюдать приличия! Если же нет…

— Достаточно, милорд. — Она прервала его, не поднимая глаз. — Я поняла, что вы хотите сказать.

— …если нет, — продолжал он, как будто не слыша ее, — люди начнут интересоваться, почему вы не соблюдаете траур по умершему мужу, и постараются докопаться до истины. Не потребуется много времени, чтобы кто-то узнал правду, учитывая обстоятельства их смерти и…

— Милорд, — поднимаясь, воскликнула она, — вы всегда столь категоричны?

Когда она повернулась, Себастьян закрыл рот, ненавидя то, что все в Лие заставляет его вспоминать Анджелу. Нет, они не были похожи, напротив, контраст был впечатляющий: ее голос, ее вид и теперь, когда их разделяла пара шагов, ее запах, скорее не теплый, как комбинация ванили и лаванды, а легкий намек на запах морской воды…

Он прикусил губу, затем проговорил, четко чеканя слова:

— Только по отношению к тем, кто ведет себя столь безрассудно и упрямо.

Себастьяну следовало испытывать чувство раскаяния, он никогда раньше не говорил с женщиной без уважения и никогда не ругался. Но он не ощущал никакой вины. Стоя перед вдовой Йена, этой женщиной, которая напомнила Себастьяну о его потере, он не ощущал ничего, кроме страха, раздражения и желания уйти.