Неосторожный шаг - [31]

Как ни была ей ненавистна мысль о человеке, за которого она вышла замуж, отдав ему свою душу и тело, она признавала его неотразимую притягательность. Но влечение быстро улетучилось. Остался только зловонный след предательства и обмана, невообразимых для нормального человека.

Элизабет не думала, что Филипп способен на подобную подлость. Она стояла в тени, наблюдая за мощными, равномерными взмахами его рук на вспененной поверхности воды. Но Филипп не принадлежал ей. У него были женщины, множество женщин; он жил холостяцкой жизнью, которой наслаждался, возможно, с благословения Мирей.

Мирей. Она вспомнила слова Робера, сказанные как бы между прочим несколько часов тому назад, когда во время танца они наблюдали Филиппа и его подругу: «Они составляют красивую пару, не так ли? Каждый раз, когда я вижу их вместе, как сейчас, я всегда удивляюсь, почему Мирей не обратит внимание на богатство семьи де Сернэ». Ну, когда-нибудь она обратит. Элизабет горько усмехнулась. Конечно, обратит. К тому же они подходят друг другу.

Элизабет сделала вдох, прежде чем погрузиться в воду, и почти сразу же испуганно вскрикнула, когда голова Филиппа высунулась из воды рядом с ней. В следующий момент он привлек ее к себе и стал жадно целовать.

— Вы же были на другом конце бассейна, — жалобно пролепетала она, а затем все дальнейшие мысли вылетели у нее из головы, когда она, ощутив его тело рядом, поняла, что на нем, в отличие от нее, нет никакой одежды.

— Вы смотритесь великолепно. — Его глаза сияли как алмазы, отражая розовые и золотые огни, а лицо казалось каким-то чужим и незнакомым. — Почему вы сразу не решились войти в воду?

— Вы наблюдали за мной? — Элизабет думала, что он был полностью поглощен плаванием и не заметил ее в тени здания, когда она любовалась его стремительными движениями.

— Все время, — сказал он хрипло. — Мне нравится наблюдать за вами.

Она чувствовала, что его тело говорит больше, чем его слова, и радовалась охлаждающему действию воды на свою кожу.

А затем он отпустил ее и поплыл к дальнему концу бассейна, продвигая свое тело вперед мощными, размеренными толчками. Остановившись на полпути, он поднял руку и крикнул:

— Давайте, покажите мне, как плавают златовласые искусительницы!

Элизабет плавала хорошо и теперь продемонстрировала все, на что была способна, двигаясь в воде с такой грацией, что ее тело казалось почти невесомым. Она знала, что Филипп плывет рядом, но не оборачивалась и не останавливалась, пока не достигла дальнего края бассейна, где возле гладкой мраморной стенки резким движением головы разметала свои волосы, прежде собранные в пучок на затылке.

— Я потрясен. — Он тронул упрямый завиток, который упал на ее лоб. — Вы плаваете, как мужчина.

— Вы полагаете, что это комплимент? — спросила Элизабет с насмешливой серьезностью.

Он закрыл глаза на секунду, а когда открыл их, они лучились беззвучным смехом:

— Я действительно не думаю, что мог бы сказать больше этого, — мое самомнение полностью повержено.

— Ну и денек! — Теперь она от души смеялась. И следующие полчаса, когда они плавали, ныряли и наслаждались ощущением свободы, которую получает тело в воде, Элизабет почти забыла о том, что должна быть настороже с этим мужчиной, — почти, но не совсем.

— Кофе? — Она уже начинала дрожать, и Филипп, сразу же заметив это, выбрался из бассейна и с полным пренебрежением к своей наготе, встав у кромки воды, протянул ей руку.

Элизабет попыталась сконцентрировать внимание на верхней части его тела, но это было трудно. Казалось, что глаза не желают смотреть туда, куда им велят, и она вдруг ощутила себя озорной маленькой школьницей, которая подглядывает за взрослыми. Что за нелепость! Но вид этого большого мужского тела творил что-то непонятное с ее гормонами, порождавшими мягкую, влажную теплоту в глубине ее женского естества и заставлявшими сердце биться неровными толчками.

Филипп вытянул ее из бассейна, даже не напрягаясь, и потом она стояла перед ним, дрожа всем телом, — не только от холода.

— Чем больше я на вас смотрю, тем больше вас желаю, — сказал он тихо. — Вы околдовали меня, моя холодная, маленькая англичанка, которая превращается в огонь в моих руках.

Во рту у нее пересохло, а сердце застучало словно кузнечный молот. Осознание превосходства его мужской силы над ее женской слабостью было и угрожающим и волнующим, делая ее беспомощной, испуганной и очарованной одновременно.

— Мне неприятна мысль, что другие мужчины дотрагивались до вас, целовали вас, — продолжал Филипп хрипло. — Вы понимаете меня? Я никогда не испытывал того, что чувствую сейчас, и мне это не нравится, но я ничего не могу с собой поделать.

Он имел в виду Джона. И вдруг ненавистное имя обернулось спасительным талисманом, способным сдержать чувство, которое было совершенно новым для нее, — свирепое, всепоглощающее, примитивное желание и что-то еще смутное, не поддающееся определению.

— Вы имеете в виду моего мужа? — спросила она, делая нажим на каждом слове.

— Вашего покойного мужа, — поправил он мягко, задетый ее тоном. — Он умер, Элизабет. Умер. Что бы вас ни соединяло, каким бы хорошим это ни было, все ушло.