Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней - [63]

Мы едем в микву на гойском такси. Мы не просим Товье подвезти нас, потому что мужчинам не положено знать, когда женщины посещают микву, а идти туда пешком с сумками наперевес тоже нельзя, потому что это будет выглядеть подозрительно. Интересно, знает ли наш водитель-пуэрториканец о значимости места, в которое он нас везет, и часто ли совершает рейсы по этому адресу.

Здание миквы из желтого кирпича имеет странную форму, потому что располагается на треугольном квартале. Мы подходим к нему со стороны переулка, звоним в звонок и смотрим на стрекочущую над нами камеру наблюдения, и вскоре раздается жужжание и тяжелая железная дверь распахивается в ярко подсвеченный вестибюль. Внутри стол, за которым скучает пожилая женщина-администратор. Ее лицо озаряется радостью, когда она видит меня.

— Это же кале! — говорит она, заметив мою непокрытую голову. — Мазл-тов! Такой важный день. Я позову для вас нашу лучшую служительницу, она о вас позаботится.

Ее лицо светится восторгом, и она не сводит с меня глаз, пока говорит. Она пододвигает ко мне большой поднос, на котором полно разномастных кусачек для ногтей и инструментов для маникюра.

— Выбирайте, — говорит она, — какие хотите.

Можно подумать, она предлагает мне выбрать между золотом и серебром, жемчугами и бриллиантами. Она все еще пялится на меня — голодно, не мигая, ее редкие брови взмыли серыми дугами над голубыми глазами.

Мне все равно. Я беру маленькие кусачки и замечаю, что на них есть сколы и царапины. Интересно, сколько женщин ими уже пользовалось. Я кладу их обратно на поднос.

— Ой, у меня же свои есть.

Я слышу, как позади меня открывается дверь, и оборачиваюсь. В дверном проеме стоит смуглая женщина, рукава ее халата в цветочек закатаны до локтя и открывают жилистые руки. На ней шпицель — такой же, как у моей свекрови. Здесь работают только очень набожные женщины.

— Мамеле, — говорит она ласково и заискивающе, и я тут же понимаю, что ее широкая улыбка — фальшивка, что ее манера склонять голову при взгляде на меня выдает ее заносчивость и то, что она испытывает ко мне презрение, потому что в моей семье не носят шпицели, а только парики. Все это я замечаю за мгновение до того, как она, продолжая угодливо улыбаться, кладет руку мне на плечо и машет Хае свободной рукой: — Ожидайте здесь, миссис Мендловиц. Я позабочусь о вашей дочери, не волнуйтесь.

Хая не поправляет ее, не говорит, что я ее племянница; это слишком долгая история, чтобы рассказывать ее в коридоре незнакомке, которой знать об этом ни к чему.

Миссис Мендельсон (она сообщает мне свое имя, едва мы проходим сквозь двойные двери в громадное лобби, уставленное бархатными кушетками и монструозными букетами из искусственных цветов) ведет меня по длинному мраморному коридору, мягко подсвеченному изящными люстрами и бра. От коридора отходит множество коридорчиков поуже, но мы шагаем дальше, потому что, говорит она, я направляюсь в специальную комнату, выделенную для невест. Когда мы туда приходим, я не могу вспомнить, каким путем мы шли и как вернуться, и это немного меня пугает, потому что комната для невест тесная как шкаф (интересно, какие же комнаты тогда достаются остальным), и мне страшновато думать о том, что я превращусь в точку на карте — в маленькую женщину, которая готовится в крошечной комнатке, окруженная сотнями других женщин в других крошечных комнатках — и затеряюсь в этом потоке вещей.

— Ты знаешь, что делать, мамеле? — снисходительно спрашивает она, стоя передо мной, уперев руки в бедра и широко расставив ноги, будто демонстрируя свой авторитет. Она намекает, что я, возможно, что-то позабыла из того, что мне рассказывали про микву, но я все помню — я училась перед тем, как прийти сюда, и у меня никогда не было проблем с памятью, — поэтому я широко и наигранно улыбаюсь ей, словно разгадала ее замысел и не позволю ей меня недооценивать:

— Конечно, я все помню. У меня была отличная преподавательница для невест. Но спасибо за заботу! — Мой голос тонок и пронзителен и звенит от нервозности.

— Очень хорошо, мамеле, — уступает она. — Просто нажми кнопку на стене, если я тебе понадоблюсь. — Панель с кнопками вызова мигает красным рядом с ванной. На одной кнопке написано «Помощь», на другой «Готова». Есть и маленький интерком. Я киваю.

Когда она выходит из комнаты, я быстро разбираю свою сумку и вынимаю все, что принесла с собой. Я включаю краны, наполняю ванну водой и начинаю с первого пункта в своем списке. Сначала надо снять линзы и убрать их в футляр. Смыть весь макияж, почистить уши, поработать зубной нитью и коротко подстричь ногти. В ванне я дважды мою голову, расчесываю волосы и очень тщательно проверяю, хорошо ли помыла все изгибистые места на теле, как велела преподавательница, чтобы убедиться, что ничего не осталось у меня между пальцами ног, в пупке или за ушами. Изгибы — это очень важно. «Ничто не должно отделять тебя от воды, — предостерегала она меня. — Если ты потом обнаружишь то, что могло быть на тебе, когда ты была в микве, нужно будет вернуться и проделать все заново». Мне этого не хочется, поэтому я тщательно проверяю, достаточно ли чиста, как положено по закону.