Неопознанный взрыв - [3]

Павлу показалось, что лобастый даже обрадовался прекращению словесного противоборства. Он достал из кармана блокнот, заглянул в него.

— В Христофоровку. Ракетка должна упасть рядом с сараем Хлебникова…

— Вдруг там дети?

— Не волнуйтесь, дорогой Геннадий Петрович — мои люди ожидают и к сараю никого не подпустят… Если вы, конечно, не ошибетесь в расчетах…

Изобретатель презрительно фыркнул, разложил прямо на снегу какие-то бумаги и забормотал.

— Полторы тысячи километров… Ерунда, достанем… Покажите на крупномасштабной карте дом Хлебникова.

Пудель поспешно развернул карту. Оба склонились над ней.

— Понятно… Теперь, будьте любезны, отойдите к вашим мордоворотам…

Лобастый нехотя подчиниося.

Старик поколодовал над бумагами, потом защелкал кнопками на утолщении трубы.

— Готово! Разрешите старт?

— Давайте.

Корнев предусмотрительно заткнул себе уши, тесней прижался к спасительному пню. Но ничего не произошло — ни грохота, ни снопа огня из таинственной трубы. Просто из неё метнулась вверх остроносая ракетка и исчезла…

— Через какое время получим сигнал о… прибытии?

— Ровно через сорок минут, — снисходительно пробурчал старик. — Успеем попить чайку с малиноваым вареньем.

— С удовольствием составлю компанию…

— Предпочитаю чаевничать в одиночестве!

Вот это отшил, с радостью полумал Павел. С радостью — потому, что вздорный старик пришелся ему по нраву, а медоточивый лобастый мужик вызывал непонятное отвращение. Будто залетевшая в чистую горницу навозная муха.

Кажется,»представление» закончено, можно потихоньку сползти в овражек и — дай Бог ноги. С этим подслушиванием да подглядыванием и без того потеряна уйма времени — к заветной избушке доберется в темноте.

Павел начал осторожно сползать в распадок и ненароком зацепил лыжей незаметную палку, предательски высунувщуюся из снежного заноса. Палка ударила соседнюю, та подтолкнула свисающую ветку, нагруженную снегом. Ни взрыва, ни особого шума не произошло, но настороженные охранники вытянули шеи и приподняли короткие стволы автоматов.

Один из них что-то шепнул хозяину. Тот выразительно провел ребром ладони по шее и вслед за стариком пошел к входу в скит.

Качки, на подобии гончих псов, бросились к подозрительному месту.

Таиться не было ни времени, ни необходимости, помедлишь — засекут, и тогда… Павел отлично понял жест Пуделя. Он скатился на дно овражка и понесся к склону сопки. Во время — автоматная очередь взрыхлила снег метрах в пяти от него, вторая прошлась по склону распадка.

Господи, помилуй мя, господи, отведи беду, шептал Корнев, делая резкие повороты, стараясь укрываться за мощными стволами кедров.

Охранники отставали, но погоню не прекращали, настырно лезли напролом. Где им угнаться за таежником, презрительно думал успокоенный танжник, наращивая и наращивая скорость.

На пятом или седьмом километре понял: не оторваться. Не догонят, так пулями достанут. Хоть и стрелки из парней паршивые, но автомат — не ружье, патронов хватает, преследователи палят и палят.

Завернув за очередную сопку, Корнев остановился за стволом кедра, сдернул с шеи винтовку. Придется попортить парням шкуры, оставить неопасные для их жизни отметины.

Первым из-за сопки вывернулся тот, что пониже ростом. Выстрел прозвучал негромко, будто на оружие охотника навинчен глушитель. Парень выронил автомат и схватился за пробитое плечо.

Один готов… Где же второй? Отстал, бедняга, не сдюжил лыжную гонку… Ага, появился!

Высокий осторожно подошел к раненному напарнику. На всякий случай обстрелял веером пуль ближайшие сугробы.

Корнев подвел мушку к бедру охранника и, затаив дыхание, выстрелил. Парень охнул и свалился на снег.

Позабыв о намерении отдохнуть в охотничьей избушке, Корнев поспешил в поселок…

Мужская часть населения поселка Сидоровка собралась в доме Корневых. Девять мужиков, начиная от самого младшего — Артема и кончая заматерелым пятидесятипятилетним Опанасом, степенно расселись за выскобленным столом и приготовились выслушать хозяина.

Все, как один, охотники и следопыты, бьющие белку в глаз, они по своему уважали Павла, считались с его мнением. Числился он в поселке если не самым первым, то, во всяком случае — в первой тройке.

Наталья, жена хозяина, полная, крутобедрая, грудастая женщина, поставила в центр стола кувшин браги и ушла за печку — не положено бабе принимать участие в мужской беседе, даже слушать зазорно.

Павел подождал пока собравшиеся не опрокинут по чарочке и приступил к рассказу. Говорил солидно, не торопясь, не повышая и не понижая голоса, будто речь идет не о перестрелке с чужаками — о засолке бабами грибов или о выделке добытых шкурок.

— Так, — по праву старшего первым отреагировал Опанас, чисто русским жестом запустив пятерню в затылок. — Значитца, и до нас добралась стройка-перестройка! Жили спокойно и ровно, ан, нет, кому-то не пондравилось…

— Эка хватился, дядя Панас, — влез в серьезную беседу Артем. — Она перестройка уже давно — на кладбище, сейчас пошли реформы…

Не по возврасту резвого парня осадили — не криком или матерками — осуждающими взглядами.

— Вот я и говорю, значитца, — как ни в чем не бывало продолжил старый таежник, — нынче за нас возьмутся, не помилуют. Пашка сдуру двоих ихних парней подранил — не простят… Ну, и што нам до их развлечениев? Пусть пуляют из труб куды душа глядит. А ты на весь поселок беду накликал…