Неопалимая купина - [8]

Не в первый раз, мечтая о свободе,

                                                  Мы строим новую тюрьму.

Да, вне Москвы — вне нашей душной плоти,

                                                  Вне воли медного Петра —

Нам нет дорог: нас водит на болоте

                                                  Огней бесовская игра.

Святая Русь покрыта Русью грешной,

                                                  И нет в тот град путей,

Куда зовет призывный и нездешной

                                                  Подводный благовест церквей.

2

Усобицы кромсали Русь ножами.

                                                  Скупые дети Калиты

Неправдами, насильем, грабежами

                                                  Ее сбирали лоскуты.

В тиши ночей, звездяных и морозных,

                                                  Как лютый крестовик-паук,

Москва пряла при Темных и при Грозных

                                                  Свой тесный, безысходный круг.

Здесь правил всем изветчик и наушник,

                                                  И был свиреп и строг

Московский князь — «постельничий и клюшник

                                                  У Господа», — помилуй Бог!

Гнездо бояр, юродивых, смиренниц —

                                                  Дворец, тюрьма и монастырь,

Где двадцать лет зарезанный младенец

                                                  Чертил круги, как нетопырь.

Ломая кость, вытягивая жилы,

                                                  Московский строился престол,

Когда отродье Кошки и Кобылы

                                                  Пожарский царствовать привел.

Антихрист-Петр распаренную глыбу

                                                  Собрал, стянул и раскачал,

Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,

                                                  Наукам книжным обучал.

Империя, оставив нору кротью,

                                                  Высиживалась из яиц

Под жаркой коронованною плотью

                                                  Своих пяти императриц.

И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.

                                                  Штыков сияньем озарен,

В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской

                                                  Отстаивался русский трон.

И вырвались со свистом из-под трона

                                                  Клубящиеся пламена —

На свет из тьмы, на волю из полона —

                                                  Стихии, страсти, племена.

Анафем церкви одолев оковы,

                                                  Повоскресали из гробов

Мазепы, Разины и Пугачевы —

                                                  Страшилища иных веков.

Но и теперь, как в дни былых падений,

                                                  Вся омраченная, в крови,

Осталась ты землею исступлений —

                                                  Землей, взыскующей любви.

3

Они пройдут — расплавленные годы

                                                  Народных бурь и мятежей:

Вчерашний раб, усталый от свободы,

                                                  Возропщет, требуя цепей.

Построит вновь казармы и остроги,

                                                  Воздвигнет сломанный престол,

А сам уйдет молчать в свои берлоги,

                                                  Работать на полях, как вол.

И, отрезвясь от крови и угара,

                                                  Цареву радуясь бичу,

От угольев погасшего пожара

                                                  Затеплит ярую свечу.

Молитесь же, терпите же, примите ж

                                                  На плечи крест, на выю трон.

На дне души гудит подводный Китеж —

                                                  Наш неосуществимый сон!

18 августа 1919

Во время наступления Деникина на Москву.

Коктебель

ДИКОЕ ПОЛЕ

1

Голубые просторы, туманы,

Ковыли, да полынь, да бурьяны…

Ширь земли да небесная лепь!

Разлилось, развернулось на воле

Припонтийское Дикое Поле,

Темная Киммерийская степь.

Вся могильниками покрыта —

Без имян, без конца, без числа…

Вся копытом да копьями взрыта,

Костью сеяна, кровью полита,

Да народной тугой поросла.

Только ветр закаспийских угорий

Мутит воды степных лукоморий,

Плещет, рыщет — развалист и хляб

По оврагам, увалам, излогам,

По немеряным скифским дорогам

Меж курганов да каменных баб.

Вихрит вихрями клочья бурьяна,

И гудит, и звенит, и поет…

Эти поприща — дно океана,

От великих обсякшее вод.

Распалял их полуденный огнь,

Индевела заречная синь…

Да ползла желтолицая погань

Азиатских бездонных пустынь.

За хазарами шли печенеги,

Ржали кони, пестрели шатры,

Пред рассветом скрипели телеги,

По ночам разгорались костры,

Раздувались обозами тропы

Перегруженных степей,

На зубчатые стены Европы

Низвергались внезапно потопы

Колченогих, раскосых людей,

И орлы на Равеннских воротах

Исчезали в водоворотах

Всадников и лошадей.

Много было их — люты, хоробры,

Но исчезли, «изникли, как обры»,

В темной распре улусов и ханств,

И смерчи, что росли и сшибались,

Разошлись, растеклись, растерялись

Средь степных безысходных пространств.