Неоновая библия - [2]

Слава пришла к Джону Кеннеди Тулу слишком поздно, но когда гениальность сына Тельмы засвидетельствовали официально, она начала встречаться с людьми и давать интервью. Она устраивала публичные представления, в которых показывала сцены из романа, рассказывала о сыне, играла на фортепиано и пела старые песни – «Солнечную сторону улицы», «Аж в Новом Орлеане», «Иногда я счастлива». Где-нибудь посреди программы она неизбежно объявляла с весьма отчетливым выговором – результатом долгих лет изучения и преподавания ораторского искусства:

– Я хожу по земле за своего сына.

Это стало ее визитной карточкой, ее оправданием за радость и удовлетворение, которые она испытывала из этого отсроченного мига в свете прожекторов.

Как раз когда «Сговор» вышел в свет, в результате цепочки совпадений, какими изобилует история Джона Кеннеди Тула, я подружился с Тельмой. В 1976 году я учился у Уокера Перси на курсе творческого письма и слышал его непосредственные первые впечатления от этой замечательной женщины и замечательного романа ее сына. После того как напечатали мою раннюю рецензию на «Сговор остолопов», Тельма позвонила поблагодарить меня за хвалебный отзыв на роман и пригласила навестить ее. Мы выяснили, что живем всего в трех кварталах друг от друга, и как раз когда она выходила из-под тяжкой сени горя, что окутывало ее десять лет, мы с нею встречались раз или два в неделю и разговаривали о литературе, театре, опере, жизни и карьере ее сына и о ее надеждах на экранизацию романа[3]. Убористым старомодным почерком она сочиняла многочисленные письма и писала воспоминания о Джоне, а я их перепечатывал. Хотя из дома она выходила редко – при таких вылазках ей требовались ходунки, – одним памятным вечером мы целой группой сопровождали ее в Батон-Руж на премьеру оперетты по мотивам «Сговора». Она была в восторге от спектакля и того внимания, какое уделяли ей режиссер, актеры и публика.

В те же годы она вспомнила о существовании более раннего произведения и в имуществе Джона отыскала отпечатанную на машинке рукопись, озаглавленную «Неоновая библия». Когда Джону исполнилось пятнадцать лет и он только учился водить машину, он пригласил ее прокатиться с ним на шоссе Авиалиния, чтобы посмотреть кое-что забавное. Машину он остановил перед монолитным бетонным зданием и показал на громадную неоновую вывеску в виде раскрытой книги: на одной странице у нее значились слова «Священное Писание», а на другой – «Баптистская церковь Средьгорода». Вместе они посмеялись над такой вульгарной показухой, но мать еще не знала, что в этом знаке он обрел заголовок и вдохновение для своей первой цельной и продолжительной творческой попытки. Приблизительно в то же время он вместе с одноклассником несколько дней гостил у его родни в сельском Миссисипи, где и происходит действие «Неоновой библии».

Когда Тельма предложила опубликовать «Неоновую библию» – «после того, как “Сговору” выпала его толика славы», – юристы напомнили ей, что по луизианскому законодательству (тому же самому кодексу Наполеона[4], в каком Стэнли Ковальски наставляет Бланш Дюбуа в «Трамвае «Желание»[5]), половина прав принадлежит брату ее супруга и его детям. Перед публикацией «Сговора» они уступили ей свою долю прав на этот роман, но маловероятно, что они откажутся от своей доли, когда речь зайдет о другом возможном бестселлере. Ее возмущенные письма, адресованные губернатору, верховному суду штата и луизианским конгрессменам, проигнорировали, и Тельма наконец – не в силах обойти устарелое и нелогичное наследственное право, со здоровьем, подорванным смертельной болезнью, – приняла мучительно парадоксальное решение: препятствовать выходу в свет того, что она считала еще одним шедевром, созданным ее «дорогушей». Когда она умоляла меня проследить, чтобы ее желание не оказалось нарушено после ее кончины, материнская эмоциональная преданность так меня тронула, что я согласился стать «хранителем» романа, как она это назвала. Незадолго до своей кончины в августе 1984 года она внесла соответствующие поправки в свое завещание.

Когда мне позвонил адвокат и сообщил, что Тельма скончалась, меня также уведомили, что «Неоновую библию» она завещала мне «в опеку». Пообещав не отступать от ее желаний, сколь бы деспотичными и бескомпромиссными они ни казались другим, последующие три года я не вылезал из судебных тяжб, связанных с исками против ее наследования. Окончательным итогом, конечно, стал крах попыток Тельмы Тул с того света контролировать судьбу первого романа ее сына. В 1987 году новоорлеанский судья вынес постановление о разделе романа, каковой, по сути, сделал бы книгу предметом публичных торгов в случае, если бы тяжущиеся стороны не смогли прийти к согласию. Дабы не допустить подобного скандала, я отказался от защиты пожеланий Тельмы и своего стремления уважать их, и «Неоновая библия» освободилась для публикации.

Роман, который вы сейчас начнете читать, – необычайное произведение автора-подростка, чья жизнь, долженствовавшая быть полной и богатой, завершилась по его собственному выбору – по причинам, которых никто из нас, вероятно, никогда не узнает, через пятнадцать лет после того, как «Неоновая библия» была написана. История его, само собой, вызывает размышления и неотступные вопросы. Были ли у Джона Кеннеди Тула другие работы? Что он бы мог свершить, проживи подольше? Вопрос о его невоплощенном потенциале, конечно, остается без ответа – как остаются неведомыми одна или несколько причин его столь расточительного самоубийства. Что же до существования других написанных произведений, то когда мы приводили в порядок имущество Тельмы – ее бумаги, бережно хранимые иностранные издания «Сговора остолопов», подарки и сувениры более чем восьми десятилетий жизни, тщательно сбереженные вещи ее сына и его письма к ней, – никаких рукописей мы не нашли, если не считать внушительной поэмы, написанной им в армии, да множества сочинений и экзаменационных работ в период его работы в колледже. Если Джон и писал какую бы то ни было художественную литературу в то десятилетие между «Неоновой библией» и «Сговором остолопов», все это он, должно быть, уничтожил сам, поскольку невозможно представить, чтобы его мать, учитывая ее преданность любому слову и поступку сына и ее убежденность в его гениальности, погубила или потеряла какой бы то ни было документ.