Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [46]

Но он продолжал целиться из ружья в одного из нас, громко требовать, чтобы мы подняли руки. Мы не поднимали рук и, продолжая сидеть на земле, удивлялись тому, что тот может сам спровоцировать ответные действия с нашей стороны.

В то же время мы помнили и о том, что он держит палец на спусковом крючке, целясь в нас, и требует, чтобы мы подняли руки вверх, и нам казалось, что он нервничает и поэтому может даже внезапно нажать гашетку. А время шло.

Но, наконец, кто-то догадался крикнуть: «Турко!». Другой громко назвал его по имени и отчеству. Он опустил ружье, и инцидент был исчерпан.

В третий раз с ружьем был Парфенюк. Он тоже подкрался из-за кустов, взял меня на прицел и что-то угрожающе кричал. Я в ответ крикнул: «Алексей Никонович!» И Парфенюк опустил ружье.

Я в свою очередь тоже один раз наступал на лагерь Авраменко. Дело было так. Отправляясь однажды в маршрут, я поручил Мишину перенести нашу палатку из седловины на гранитном массиве, где она до этого стояла, на новое место в долине, куда я должен был спуститься, закончив маршрут.

И вот, уже заканчивая маршрут, я посмотрел туда, где Мишин должен был поставить палатку, и увидел, что палатка там уже стоит. Я немного удивился расторопности Мишина, потому что он успел выполнить поручение быстрее, чем я рассчитывал. Поговорив об этом со своими спутниками, я продолжил маршрут.

Потом, посмотрев в ту же сторону еще раз, я увидел в нижней части отрога смежного с тем, по которому нам предстояло спуститься, фигуру человека, идущего по отрогу вверх к нам. Естественно, я решил, что это поднимается Мишин, который поставил где нужно палатку, а потом увидел нас и пошел нам навстречу.

Я дождался, пока он подойдет, и спросил, как ему удалось так быстро поставить палатку. В ответ он быстро заговорил вполголоса или даже зашептал, что это совсем не наша палатка, и рассказал, как он, придя со всем нашим имуществом на указанное ему место, стал готовить жерди, чтобы установить палатку, и вдруг услышал, что кто-то совсем недалеко рубит дрова. Выглянув осторожно из-за укрытия, он увидел палатку и человека, который возле нее рубил дрова. Тогда он спрятал все свое имущество и пошел к нам навстречу, чтобы рассказать об этом.

Я сразу предположил, что это палатка Авраменко, потому что никого другого здесь теперь быть не может. Не может быть, чтобы это были беглецы, потому что они не носят с собой палаток. О таком я никогда не слышал. Не могут быть и орочи, тунгусы, потому что нигде не видно оленей. Все же подойти к палатке я решил скрытно и понаблюдать за ней со стороны. А вдруг это все же не Авраменко, а какая-нибудь банда беглецов?

Поэтому мы сошли в ближайший распадок и пошли по нему. Встретилась куропатка, я с риском быть услышанным выстрелил и убил ее. Я правильно решил, что люди в палатке не услышат, потому что я стрелял в распадке, защищенном отрогами сопок. Потом, как я и хотел, подошел к такому месту, откуда можно было наблюдать за палаткой, не обнаруживая своего присутствия. Сначала возле палатки не было никого, потом появился Султанов, которого я сразу узнал. Мишин напрасно поднял тревогу.

Вообще Мишин был порядочный трус, о чем свидетельствует еще один эпизод, который я помню. Закончив работу в бассейне ручья Промежуточного, я послал Мишина с ненужными теперь нам предметами и с палаткой на базу, а сам с другим рабочим и с Дорохиным отправился в заключительный маршрут по водоразделам упомянутого ручья с выходом тоже в долину Нечи. Когда мы пришли на базу, Мишин нам рассказал, что по дороге он слышал, как беглецы недалеко от тропы рубили дрова. Я тогда вспомнил, как кто-то из нас в начале маршрута пустил круглый камень вниз по склону. Как-то никому почему-то не пришло в голову, что от стука этого камня о стволы деревьев у Мишина может душа уйти в пятки.

«Электросопка»

В. Т. Матвеенко первые дни провел, осматривая рудные проявления, вскрытые прежними работами на водоразделах притоков ручья Промежуточного. Там же начал свою работу и И. И. Тучков. В. Т. Матвеенко решил, что продолжать работы на ручье Промежуточном не следует, так как рудные проявления там не перспективны, и посоветовал сосредоточить усилия на рудных поисках на ручье Барачном и на Урене.

Потом он и сам явился на Урен и пошел с нами в один из маршрутов с выходом на довольно высокий водораздел справа от Урена. Вершина на этом водоразделе сложена лежащими на гранитах ороговикованными туфами андезитов, заостренная с узкими ножевидными гребнями, увенчанными скалами и с обрывистыми склонами.

Утро было жаркое, душное, подъем крутой и высокий. Матвеенко посоветовал мне отдать ружье шедшему с нами рабочему, чтобы развязать себе руки. Я так и сделал, согласившись с тем, что без ружья идти легче. Когда мы были уже в верхней части подъема и приближались к вершине, вдали загремело и засверкало. Небо потемнело, нахмурилось. Приближалась гроза. Она вскоре была уже рядом, когда мы еще не достигли вершины.

Было страшно, что в нашу вершину может ударить молния. Я отбивал образец андезита и заметил, что, когда поднимаю молоток для удара, он начинает громко жужжать. Матвеенко увидел, что рабочий, шедший с моим ружьем за плечами, чему-то весело улыбается на ходу, и спросил его: «Чему ты радуешься?». Тот ответил: «Да вот овод залез в ствол ружья и жужжит там». «Сними скорее ружье», — крикнул Матвеенко. Тот снял, жужжание прекратилось. Потом мы сидели на вершине, рассматривали сверху мелкогорный район, расстилавшийся южнее, и сравнивали его с мелкомасштабной глазомерной картой, опознавая реки и ручьи.