Неоконченное письмо - [2]

Погода испортилась. За окном, за тюремной решеткой, – косые струи дождя. В камере сразу похолодало. Но это все-таки лучше, чем вчерашняя жара…

Все пять лет существования «Революционной армии» я оставался верным оруженосцем Урсулы. И ее мужчиной. Последнее, впрочем, не совсем точно. Урсула, наш главный идеолог, отвергала лицемерную мораль общества, которое мы собирались разрушить. Любовные отношения между солдатами «Революционной армии» легко начинались и легко обрывались. И все прочее в этом смысле было дозволено. У нас были свои гомики: Тимоти и женоподобный Альберт (которого про себя я беззлобно именовал «Альбертой»). Были лесбиянки Хелен и Хильда – они периодически ссорились по мелочам, расставались на время, даже заводили поклонников среди наших ребят, но потом неодолимая сила любви бросала их опять в объятия друг друга. И все же негласно считалось, что мужчина Урсулы – это я. Бывало, она проводила ночь с кем-нибудь другим. Но потом всегда возвращалась ко мне. Однолюб по натуре, я переживал каждый такой случай, хотя старался не подавать вида.

Однако случилось так, что к нам присоединился Билл. Хакер-самоучка, он сумел проникнуть внутрь компьютерной системы одного из нью-йоркских банков и путем хитроумных комбинаций умыкнул оттуда крупную сумму. Деньги он быстро истратил и, разыскиваемый полицией, нашел прибежище в нашей «Революционной армии». Ее большинство составляли недоучившиеся студенты вроде меня. А Билл происходил из рабочей среды, прежде он был механиком, ремонтировал автомобили. Урсула считала его появление в наших рядах следствием того, что «Революционная армия» получает все большее признание со стороны рабочего класса – наиболее угнетаемой, как она говорила, части общества. Урсула надеялась, что хакерские таланты Билла обеспечат обильный приток средств на нужды революции.

Биллу было двадцать восемь, как и мне тогда. Хотя выглядел он старше. Массивный, хриплоголосый. Не могу понять, чем он приглянулся Урсуле. Однажды ночью она оказалась на его матрасе. Там и осталась. Через неделю, улучив момент, когда мы были одни в комнате, я спросил Урсулу, почему она покинула меня. «Я не покинула тебя, Майкл, – она медленно подняла на меня свои зеленые, кошачьи глаза. – Мы, как и прежде, остаемся близкими товарищами по революционной борьбе. А секс – это не главное. Если тебе одиноко по ночам, попроси кого-нибудь скрасить одиночество». И она опять наклонилась к столу, где лежал, ожидая смазки, ее автомат «Узи».

Потом я сошелся с Синтией. Она была младше меня на шесть лет и, значит, на девять лет младше Урсулы. Наивные, покорные глаза, худенькие плечи… И все же, все же в душе моей продолжала царствовать Урсула. Воспоминания о прежней близости с ней, о ее гибком, сильном теле не давали мне спать по ночам. Понимаешь, Майки, это было как наваждение, как гипноз.

Внешне ничего не изменилось в отношении Урсулы ко мне и Синтии. Но мне ли было не знать Урсулу. Иногда я ловил ее быстрый, холодный взгляд в сторону Синтии. Неужели Урсула ревновала?.. Перебирая сейчас в памяти те дни, склоняюсь к мысли: так оно и было. И все-таки не уверен, действовала ли Урсула по заранее обдуманному плану, когда в отсутствие Синтии устроила тот обыск. Возможно, это случилось импульсивно – Урсула сама не осознавала до конца, что ею движет. Но с другой стороны, почему вынесенный ею приговор был столь беспощадным? И почему именно мне был отдан изуверский приказ – привести приговор в исполнение? Как страшно теперь вспоминать об этом…

После того, что произошло в песчаном карьере, Урсула снова вернулась ко мне. Биллу была дана отставка. А вскоре он подло дезертировал из наших рядов. Посланный с «Альбертой» на задание, Билл попросил того подождать минутку, заскочил в общественный туалет и незаметно улизнул через другую дверь. Видимо, его тяготила беспрекословная дисциплина, которую Урсула насаждала среди солдат революции.

Теперь, Майки, расскажу о Джейкобе. Ведь именно он в прямом смысле приложил руку к твоей судьбе.

Мы дружили с Джейкобом с детских лет. В школьной команде по баскетболу я играл центральным нападающим, а Джейкоб, уже тогда полноватый, выходил на замену в качестве защитника. Потом, когда мы оказались в одном колледже, дружба наша стала еще крепче. В колледже Джейкоба интересовали прежде всего предметы в области биологии и медицины – он собирался стать врачом. А меня привлекали общественные науки. Но свободное время мы проводили вместе. В ту пору он, как и я, как и большинство студенческой молодежи, находился под влиянием левацкой идеологии. Мы вместе участвовали в шумных митингах и демонстрациях, восторженно скандируя лозунги против глобализации экономики, против лживой буржуазной морали, против злодеяний полиции, против голода в странах Африки, в чем, конечно же, был виноват лицемерный Запад. Однако все больше времени Джейкобу приходилось посвящать изучению своей будущей специальности. Постепенно он отдалялся от наших игр в политику. Пожалуй, сходный путь – раньше или позже – проделал бы и я. Если бы не встретил Урсулу…

Годы спустя доктор Джейкоб Лоренс стал преуспевающим специалистом в области медицинской генетики. Но дружба наша сохранилась. В трудную пору, когда ФБР вышло на след «Революционной армии» и угроза ареста нарастала с каждым днем, именно Джейкоб приютил меня. Урсулой тогда было принято решение – всем уйти поодиночке в глубокое подполье. Каждый из нас должен был затаиться в безопасном укрытии, пока не получит от Урсулы приказа о дате и месте новой встречи. (Копы ворвались в наше опустевшее жилье через сутки после того, как я последним покинул его. Они обнаружили там засаленные матрасы, мусор на полу да издевательский рисунок на дверце кухонного шкафчика, плод совместного творчества Хелен и Хилды, – жирная свинья в полицейской фуражке).