Неоконченная автобиография - [38]

Я вернулась в Штаты на небольшом судёнышке, причалившем в Бостоне. Это было моё самое ужасное путешествие — маленькое грязное судёнышко, по четыре человека в каюте и еда за длинными столами, где мужчины не снимали шляп. Я вспоминаю это как кошмар. Но, как и всё плохое, плавание закончилось и мы прибыли в Бостон в проливной дождь, и я была в полном отчаянии. У меня была мучительная головная боль; мой несессер с массивными серебряными украшениями, принадлежавший моей матери, был украден, а годовалую Дороти было тяжело нести. Поездка проводилась по туристскому билету Кука, на борту был агент этой компании. 110] Он отвёз меня на железнодорожную станцию, где мне пришлось ждать до полуночи, потом сообщил всё, что мне положено было знать, угостил меня чашкой крепкого кофе и исчез. Утомлённая, я весь день просидела на станции, пытаясь успокоить неугомонного ребёнка. Когда пришло время садиться на поезд и я спрашивала себя, как мне управиться, я вдруг увидела рядом с собой того агента, но уже без униформы. “Я беспокоился о вас целый день, — сказал он, — и решил, что мне лучше самому посадить вас на поезд”. Он взял ребёнка, позвал носильщика и как можно комфортабельнее устроил меня на поезде, идущем в Калифорнию. Спальные вагоны были в то время не столь удобными, как сейчас. Снова я испытала незаслуженную доброту от того, кому ничего не сделала. Пожалуйста, не подумайте, будто во мне было что-то подкупающее и отрадное, что побуждало мне помогать. Думаю, я отнюдь не была очаровательной. Я была скорее высокомерной и капризной, очень сдержанной, почти до немоты, и с явными британскими замашками. Нет, дело совсем не в этом, а в том, что обычные люди внутренне добры и любят помогать. Не забывайте, что доказательство этого факта является одной из целей моей книги. Я не придумываю примеров, а сообщаю о реальных событиях.

Мой муж был сначала приходским священником небольшой церкви в Р., — именно там я привыкла к обязанностям жены священника, к тому, что от неё постоянно что-то требуется. Я окунулась в сугубо женские проблемы прихода. Я должна была посещать организацию женской помощи. Мне нужно было проводить собрания матерей, мне постоянно приходилось ходить в церковь и слушать бесконечные, нескончаемые проповеди Уолтера. Как и все священники с семьями в миссионерских округах, мы питались 111] главным образом курятиной, и я поняла, почему курица считается священной птицей — потому что неимоверное их количество поглощается священнослужителями.

Описываемый период ознаменовал другую фазу в расширении моего сознания. Я ещё никогда в жизни не вращалась в таком обществе. В городке проживало всего полторы тысячи жителей, но на них приходилось одиннадцать церквей, в каждой собирался свой крошечный круг прихожан. Среди владельцев удалённых ранчо встречались культурные мужчины и женщины, много путешествовавшие, начитанные, и я иногда встречалась с ними. Но подавляющее большинство были мелкими торговцами, водопроводчиками, школьными учителями, работали на железной дороге, на виноградниках или во фруктовых садах. Дом священника был небольшим шестикомнатным бунгало между двумя более солидными домами, в одном из которых жили двенадцать детей с родителями, так что я постоянно слышала гомон детских голосов. Городок был типичный: лавки с фальшивым фасадом, столбы для привязки сурреев и бугги*  (так как автомобили были ещё редкостью) и деревенская почта — источник всех сплетен и слухов. Климат там прекрасный, хотя лето очень жаркое и сухое. Однако я чувствовала себя в полной изоляции — культурной, умственной и духовной. Казалось, мне не с кем поговорить. Никто ничего не видел, не читал, а все разговоры, похоже, вращались вокруг детей, урожая, пищи и местных сплетен. Я месяцами высокомерно задирала свой нос, решив, что здесь нет достойных людей, с которыми стоит знаться. Конечно я исполняла свои обязанности жены священника и уверена, что была очень ласковой и доброй, но я всегда ощущала барьер. Мне не хотелось общаться с прихожанами, и я давала им это понять.

Между тем я начала вести класс по изучению Библии, и он имел огромный успех. Численно он превосходил воскресное собрание прихожан в церкви моего мужа, что добавляло масла в огонь. Класс 112] посещали члены всех церквей, кроме католической, и это было единственное светлое пятно на неделе, наверное потому, что оно связывало меня с прошлым.

Дурной нрав моего мужа перешёл все границы, и я жила в постоянном страхе, что прихожане узнают об этом и он потеряет свой пост. Как священника его очень любили, он был впечатляющей фигурой в своём стихаре и епитрахили. Он был отличным проповедником. Я честно считаю, что за мной не было особой вины. В жизни я всё ещё руководствовалась формулой “Чего хочет от меня Иисус?” Я не была раздражительной или вспыльчивой, но полагаю, что моё молчание и нарочитое терпение накаляли атмосферу. Что бы я ни делала, всё ему не нравилось, и после того, как он уничтожил все дорогие для меня — по его мнению — фотографии и книги, он принялся избивать меня, хотя никогда не трогал Дороти. Он всегда нежно относился к детям.