Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница - [90]

Оленята, единственные дикие существа, соглашающиеся дружить с ним, в силу обстоятельств были едва ли не самыми страшными его врагами. Когда в сумерках они приходили в огород, он швырял в них камнями, чувствуя боль в сердце при виде их поспешного бегства. Иногда он пробовал объяснить им: «Простите меня. Я люблю вас, но вы крадете мою еду, а Господь знает, насколько я в ней нуждаюсь. Понимаете, рано или поздно кто-нибудь придет за мной, но я не знаю, сколько мне придется ждать. Когда она появится, я уйду с ней и все овощи останутся вам. Вы ведь не хотели бы, чтобы я голодал сейчас, как раз в тот момент, когда наш план начинает осуществляться…»

Он все еще называл это «нашим планом», хотя с самого начала план был ее. Началось все совсем невинно — нечаянная встреча на углу, обмен короткими улыбками и приветствиями: «Боюсь, нас ждет еще один жаркий день». — «Да, мадам, похоже, так оно и будет»…

После того он довольно часто сталкивался с ней в самых разных местах: в супермаркете, библиотеке, кафе, кино, в парке, в прачечной… Со временем начал подозревать, что встречи не были абсолютно случайны, и это открытие не оставило его равнодушным — он уже был уверен, что по уши в нее влюблен. Ее молчание казалось ему весьма красноречивым, ее мягкость прибавляла ему смелости…

Их свидания всегда были кратки и назначались в местах, которых люди избегали, например в высохшем речном русле. Там, даже не прикасаясь друг к другу, они говорили о своей безнадежной любви. Общее страдание стало нервным суррогатом счастья. Так продолжалось до тех пор, пока не встал вопрос о неизбежном.

— Так это больше продолжаться не может, — однажды сказал он. — Единственное, что я могу придумать, — бросить все и бежать.

— Это выход, достойный лишь неразумных детей, дорогой.

— Пусть так. Значит, я ребенок. Единственное, чего я хочу, — избавиться от всего этого. И никого не видеть, даже тебя.

Она поняла, что время пришло — его отчаяние достигло той стадии, когда он готов был принять любое ее предложение.

— Нам надо составить подробный план, — сказала она. — Мы любим друг друга, у нас есть деньги. У нас есть все для того, чтобы вместе начать новую жизнь. Где-нибудь в другом месте.

— Но каким образом, Бога ради?

— Во-первых, нам придется избавиться от О'Гормана.

Решив, что она шутит, он засмеялся:

— О, пошли немедленно. Бедняга О'Горман! Конечно же, он этого не заслуживает.

— Я серьезно, — оборвала она. — Иначе мы никогда не сможем быть уверены, что останемся вместе и никто не попытается нас разлучить.

Весь следующий месяц она разрабатывала свой план, продумывая каждую мелочь, вплоть до того, как он должен будет одеться. Она покупала запасы и прятала их в старой хижине в горах Сан-Габриэль, где он с тех пор скрывался, поджидая ее. Его ближайшими соседями оказались члены небольшой религиозной секты. В ней было несколько ребятишек — они и пришли знакомиться первыми. Старшей девочке было около десяти. Ее буквально зачаровывал стук его пишущей машинки: она следила за ним, прячась за кустами, когда он сидел на крыльце, что-то печатая от нечего делать.

Она была хрупким маленьким существом, довольно робким, но робость ее порой взрывалась вспышками эксцентричной дерзости.

— Что это за штука?

— Пишущая машинка.

— Она стучит, как барабан. Будь она моей, я ударяла бы сильнее, чтобы наделать побольше шума.

— Как тебя зовут?

— Карма.

— Разве у тебя нет фамилии?

— Нет. Просто Карма.

— Не хочешь попробовать попечатать, Карма?

— А это не дьявольское занятие?

— Нет.

— Тогда хочу.

Он воспользовался Кармой как предлогом для первого визита в колонию. Больше предлогов не понадобилось, и, когда одиночество становилось непереносимым, он снова и снова приходил туда. Братья и сестры не задавали вопросов — им казалось совершенно естественным, что он, подобно им, удалился от мира и нашел прибежище в горах. И ему, в свою очередь, открывалось все больше тихой радости в их совместном существовании. Кто-нибудь всегда был поблизости; обязательно находилась какая-нибудь работа, отвлекавшая его от мыслей, а их строгие правила давали ощущение надежности и безопасности.

Он жил в горах уже больше месяца, когда ее короткая записка принесла дурные вести:

«Любимый, у меня всего одна минута, чтобы написать тебе. Я совершила ошибку, и ее обнаружили. Меня увозят на время. Пожалуйста, жди. Это еще не конец для нас, дорогой, просто отсрочка. Мы не должны пытаться встретиться друг с другом. Верь в меня, как я верю в тебя. Я все смогу вынести, зная, что ты меня ждешь. Я люблю тебя, я люблю тебя…»

Перед тем как сжечь, он перечел крохотный клочок бумаги не меньше дюжины раз, рыдая, как покинутый ребенок. Потом взял лезвие безопасной бритвы и перерезал вены.

Придя в сознание, он обнаружил себя лежащим на кровати в незнакомой комнате. Обе кисти были крепко перебинтованы, а над ним склонилась сестра Благодеяние.

— Вы очнулись, брат?

Он попытался что-то сказать, но не смог. Только кивнул.

— Господь пощадил вас, брат, потому что вы еще не готовы для грядущего. Вы должны стать Истинно Верующим, — ее рука на его лбу была прохладной, голос — добрым и уверенным. — Вы должны отказаться от мира и от мирских мыслей. Пульс у вас ровный, жара нет. Сможете проглотить немного супа? И поверьте: вам не удастся войти в Царствие Небесное без предварительной подготовки. Так что лучше остаться здесь. Согласны?